— Ну у нас сегодня прямо праздник! — она снова покачала головой, расставляя на столе угощение.
Над диваном висели черно-белые фотографии Александры Николаевны с кинопроб: совсем юная девушка в высокой соболиной шапке, сильно загримированная брюнетка в цыганской юбке, изысканная аристократка с высокой прической. Глубокая, цепляющая, нездешняя красота в озорных чертах девчонки. Красота досталась от матери, озорство — от отца. Тут же на стене, чуть в стороне, висела и пожелтевшая, еще довоенная, фотография ее родителей.
Невозможно было представить, что однажды на это тонкое создание поднял руку сильный мужчина — любимый муж, измученный демонической ревностью. Бил долго, в угаре, не щадя. Говорили, что его остановил только вид двух зубов в луже крови на полу — вот тогда он испугался. Не за нее — за себя. В реанимации Александра Николаевна сказала, что попала в автомобильную аварию, изверг остался безнаказанным. А она — изуродована, бездетна и профессионально непригодна. Ее высокий покровитель ничего не сделал, чтобы наказать мерзавца. Но впоследствии помог ей получить однокомнатную тридцатиметровую квартиру, что в то время было немало.
«Лучше бы он меня убил тогда», — не раз потом говорила актриса. Ее еще приглашали сниматься в эпизодах, но о главных ролях речи быть не могло.
Инга ходила к Александре Николаевне лет пять — именно ходила, так можно было назвать эту странную дружбу между популярной журналисткой и забытой киноактрисой.
— Ну? Что молчишь? — Хозяйка уже разлила чай, разложила пирожные и настроилась на новости.
Заговорили, конечно, о Волохове.
— Поставь рюмки. Помянем Шурочку. — Александра Николаевна достала из потрескавшегося серванта бутылку армянского коньяка. — Еще со старых времен завалялась. Вот и повод нашелся.
— Вас не было на панихиде, — сказала Инга.
— Давление подскочило. Испугалась, что не доеду.
— Наверное, правильно. Тяжелое это зрелище.
Помолчали. Коньяк обжег язык, но оставил во рту приятный привкус.
— Расскажи, кто там был, что говорили, как были одеты дамы? — Александра Николаевна махнула полную рюмку, в глазах появился блеск, она улыбалась, представляя себе собравшееся на панихиде общество. Инга понимала, что ей не хочется говорить о смерти.
— Было несколько экстравагантных нарядов, вам бы понравилось. Как вам такой: широкополая черная шляпа, а к ней темно-серое пальто с черным воротником?
— Дай угадаю. Зоя Сбойцева?
— Точно. — Инга разлила коньяк, но Александре Николаевне треть рюмки.
