— Не нравится мне этот укол, — пробормотала она едва слышно и добавила полушутя: — Уж не убийство ли?
Глаза лаборанта округлились, руки замерли. Боря снял маску и размашисто зааплодировал.
— Вот ты и нашла геморрой на свою голову! С чем тебя и поздравляю!
— Черт.
Женя перевела дух и скомандовала:
— Отставить шуточки! Препараты на анализ.
— Яволь, майн хенерал, — Боря вытянул руки по швам.
— Кровь, моча — на стандартный газхром, проверим на алкоголь. Дальше, на гистологию: мозг, сердце, почки, печень. На химию: фрагмент печени, желудок с содержимым, почку, кровь, мочу. С газхрома ответ будет дня через три-четыре. Гистология дней через десять, а общая химия только недели через три, а то и четыре.
Женя описывала этот труп с начала рабочего дня, то есть с восьми утра. Обычных повреждений криминального характера, других признаков внешнего воздействия на трупе не было. Зато наблюдались отчетливые признаки внешнего воздействия на саму Женю Холодивкер. С утра начались звонки из управления здравоохранения, затем пришел главврач — раз в год, какая честь, покрутился, спросил что-то неважное и ушел. Днем приехали телевизионщики. Внутрь их, конечно, не пустили, они раскинули лагерь прямо за воротами — ждали сенсации. Да кто им скажет сенсацию? Наивные. Зинаида Петровна, техничка, сначала шумела на них с крыльца, а потом сжалилась: вынесла промерзшей бригаде чай, покрутилась перед камерой.
А затем явился этот майор. Представился следователем ОВД «Пресненское» Рыльчиным. Женя попросила подождать, но он повел себя чрезвычайно брезгливо и как-то по-начальственному, а это было неправильно. В морге ретивых не любили. А этому, похоже, фуражка голову сдавила, кислород не поступает, а из человеческого только отпечатки пальцев остались. Только рапорт, только звание, только хардкор.
Рыльчин стоял в коридоре, дверь за собой не закрыл, и Женя слышала, как он говорит по телефону:
— Да. Да, заключение заберу. Э-э-э, да. Есть. Что делать?
«Ох, майор, лучше бы ты дверь закрыл и сразу домой пошел!» Женя дубасила по клавишам, дописывая заключение, стараясь заглушить неприятное ожидание. Сейчас начнется: «Гражданка Холодивкер, присаживайтесь, поговорим…»
— Евгения Валерьевна, еще несколько минут вашего внимания. Давайте присядем.
— Я вообще-то сижу. Как вы смягчились-то сразу, стряслось что?
— Вы опытный работник, — с нажимом начал Рыльчин. — Мне о вас сказали: самый лучший наш судмедэксперт. Это вне всяких сомнений. — Его тон вдруг ни с того ни с сего изменился. Он почти крикнул: — И что ж это вы делаете? Я вас спрашиваю, это что такое?
