Троическая спекуляция давно уже миновала точку своей кульминации, когда в 325 г. на Никейском соборе был создан новый символ веры (так называемый Никейский символ[32]). Звучит он так:
"Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всех вещей видимых и невидимых. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, от Отца рожденного, то есть от сущности Отца [происходящего], Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, Единосущного (homooysios) с Отцом, Которым все сотворено, как на небе, так и на земле, Который ради нас людей и ради нашего спасения сошел с небес и воплотился, вочеловечился, пострадал и воскрес в третий день, восшел на небеса, откуда приидет судить живых и мертвых. И в Духа Святого. Тех же, кто говорит: "Было время, когда его не было", или: "До того, как Он был порожден, Его не было", или: "Был Он сотворен из несущего, или из какой-то иной формы существования (hypostasis), или сущности (oysia)", или утверждают, будто Сын Божий есть нечто созданное, или изменяемое, или изменению подверженное,- всех тех Соборная и Апостольская Церковь предает анафеме".
По-видимому, испанский епископ Осия Кордовский был тем человеком, который предложил императору решающую формулировку homooysios to patri. Само слово homooysios не было изобретено тогда же: его латинская версия "unitas substantiae" - встречается уже у Тертуллиана. Понятие омоусии нашло применение и в гностицизме, например в системе валентиниан, о которой сообщает Ириней (140-ок. 200), где Эоны определяются в качестве единосущных со своим творцом Битом
