Еще были военные фотографии, полные огня, дыма, подбитой советской техники, чумазых солдат и мертвецов, похожих на незначительные детали черно-белого пейзажа. Димка с Лёшкой успели изучить их все.
"Смотри, как улыбаются, — шептал Лёшка, — сволочи, покорители мира. А Челябинск не взяли, веришь?"
Димка верил.
— Schneller!
Они все вошли в холодный зал. Окна были открыты, стылый весенний воздух протекал с улицы, шевелил занавески. На пустыре через дорогу, за оградой из колючей проволоки, копались в битом кирпиче несколько человек в полосатых робах. За ними, покрикивая, лениво присматривал молодой полицейский. Копались лагерники еле-еле, словно преодолевая сопротивление каких-то незримых, злобных сил, ходили осторожно, неуклюже, и даже тачку возили так, будто она может развалиться от любого непродуманного движения.
Лагерь военнопленных был расположен недалеко от города. Димка узнал это, когда в приют под охраной очкастого "капо" пришли четыре худых мужика и за день смастерили двухъярусные койки для второй палаты из привезённых на грузовике досок.
Улучив момент, Димка спросил их, не знают ли они Сеутова Владимира Сергеевича, но мужики только покачали головами.
— Нет у нас такого, — тихо произнес один. — Может, в Оскольцево? Туда с осени многих распределяли.
— Папка твой? — хрипло спросил другой, весь морщинистый, но с ясными, молодыми глазами.
Димка кивнул, но больше им пообщаться не удалось — "капо" вышел из туалета, и Лёшка, сигналя, громко запел: "Im Wald, im grunen Walde".
Все, что Димка ещё смог, — это бросить в подставленные заскорузлые ладони припасённую хлебную краюху.
В зале стояли три стола, за которыми сидели рыжеволосая фрау Плюмм, заведующая прачечной, полный, тучный херр Оффельд, отвечающий в приюте за работы на свежем воздухе, и незнакомый высокий господин в чёрном мундире унтерштурмфюрера. Брезгливо кривя губы и демонстрируя собравшимся свой орлиный профиль, унтерштурмфюрер смотрел в окно. Ему, видимо, не нравилось мелькание полосатых роб за окном, но поворачивать голову он тоже почему-то не спешил — возможно, Димка и прочие дети не нравились ему ещё меньше.
Также в зале находились фрау Доггель и Олаф.
Фройлен Зибих вытянула руки по швам и, зыркнув на подчиненных, прямая как палка, направилась к своей начальнице.
— Фрау Доггель! Дети на утреннюю поверку явились! — она махнула рукой в коротком приветствии. — Разрешите произвести пересчёт?
Фройлен Зибих, видимо, смущал унтерштурмфюрер, потому что раньше Димка такого формального обращения не слышал.
