знаменьем, старец молчал, реченья небесные Феба
сразу признав и вещих пещер наставления вспомнив;
замер взгляд, застыло лицо, счастливый по членам
трепет прошел — он ясно постиг: ввели к нему боги
тех, кого Аполлон, прорицатель, плетущий загадки,
выбрал ему в зятья, обманчивым ликом звериным
их наградив. И вот, воздев к светилам ладони,
«Ночь, — промолвил, — земли и неба труды обнимая,
звездные ты высылаешь огни путем многостранным,
500 сил душе набраться даешь, покамест ближайший
слабым Титан существам не пошлет пошлет восход торопливый, —
ты, благодатная, мне, одолев заблуждений плетенья,
редкую веру даришь и рока истоки вскрываешь
древнего, — будь же ты мне утверждением данных обетов!
Дом этот вечно тебя, годовые круги отмеряя,
станет чтить, принося, богиня, лишь черные в жертву
[86]стати отборной стада, а кроме того — пятилеток
пламя Вулкана пожрет, парным молоком политое.
Древняя вера в треног, и тайные глуби
[87], — привет вам!
510 О, судьба, я понял богов!» — сказал и, обоих
за руки взяв, под кров покоев внутренних с ними
вместе идет. — На седых алтарях еще сохранялись
в сонной золе — огонь, возлияния — в утвари теплой.
Царь повелел, чтобы вновь очаги запылали, и новый
пир повелел учинить. Приказам спешат подчиниться
слуги наперегонки; дворец оглашается пестрым
гомоном: тонким одни багрецом и золотом звонким
ложа устлав, громоздят ковры друг на друга высоко;
блюда хрупкие — их протерев — расставляют другие;
520 там над мраком и тьмой одержать ночную победу
[88]рвутся, цепями сдержав на весу золотые лампады;
здесь, железом пронзив, бескровное тщательно жарят
мясо царских говяд, а эти — полнят кошницы
прахом Цереры, в камнях растертой. Покорным кипеньем,
полнящим дом, доволен Адраст. И вот он меж гордых
тканей сам возблистал, на ложе из кости возлегши.
Юноши против него, водою высушив раны,
также легли: на лица глядят в отметинах мерзких,
каждый другого простив. А царь престарелый Акасту —
530 ту, что вскормила его дочерей и стражем вернейшим
стыд их святой хранила теперь для законной Венеры —
вызвать велел и ей прошептал в безмолвное ухо.
Только был отдан приказ, немедленно отроковицы
из потаенных пришли покоев: дивные видом,
звонкооружной одна Палладе, Диане колчанной
ликом другая равна, но грозны не столько. Их скромность
тотчас узрела мужей незнакомых: румянец и бледность
вместе на нежных щеках застыли, а взоры, робея,
чтимого ищут отца. Затем, обеденным чином
[89]540 голод уняв, Иасид велит по обычаю слугам
