не расстегивай пуговку (железную, что на горле),
станет едино, что вдох, что выдох, выльются в небеса
голосящие стаи, земля снова станет голой,
не вполне существующей. так что не трогай сам.
2008
из такой дали, что о милях твердить, как водомерке звенеть о море,
из такой, что пока идешь, память переполняется, сбрасывается, шумит.
сколько ног аж по жопу стоптано, да и какими по счету очами смотришь -
а земля внизу все прокручивается, и волей-неволей летишь сквозь вид,
ощущая, что для всех она, сволочь, крутится в разные стороны.
это так же необъяснимо, как и то, что живешь лишь один бесконечный раз,
наблюдая, как горы растут и тают, как дышит вода, заколдованная
быть то небом, то аццкой болотиной, то уставшею парой глаз.
тайна видимо в том, что взаправду и звери, разорвавшие нас на части,
и неумолимые матери, собирающие нас в ту же самую, ветхую, еле стоящую даль,
что и жизнь назад, и беспамятство начинает выглядеть или являться счастьем
типа молодости, которая навсегда.
2008
Думай, но не упорствуй. Ведь вляпавшегося в суть
разрывает на два человека - один светел, ему всех жалко,
а одному горячо и люто, и кого-нибудь главного по лицу
хочется бить и бить металлической палкой.
Жалость тоже несбыточна. Смотри, как из тряских рук -
восковые уродцы, ватные облаки, моря из мятой фольги,
солнце приклеено в верхнем левом, обугливающемся углу.
Ты да я, мы стоим и таем вместе с миром недорогим.
2008
заигравшийся в тайны разучится говорить,
будет знать ужасное, только не сможет вспомнить
слов пугнуть домочадцев деталями, как сгорит
милый край коробком с золотыми жуками сонными.
а без них, деталей, нас фиг напугать концом -
дескать жить будем долго, брат, а уйдем мгновенно.
...лишь у петрова демон сдерет поносить лицо.
да семенова ангел кастрирует автогеном.
2008
алым кленом сгорает, течет золотою ольхою по ветру,
черной сетью цедит ледяные воздушные стрежни
с поредевшими стаями, спит под слежавшимся светом
слепо-желтым адонисом лес, прозерпинушкин садик кромешный.
узелок бы на память, да ниточка быстро скользит,
обжигает ладонь, заалев, прорезает до кости,
острый лучик недолгий от звездочки той, что вблизи -
вряд ли мир: вбитый в черное тусклый серебряный гвоздик.
к маю рвет архетипами: половозрячий амур пропорхнет,
или кама, безумный вьюнок, влепит шиве прямком в ретивое,
и стечет белым пеплом в воздушную реку, где брод
невозможен живому.
2008
слово подброшено в воздух - прозрачный, рычащий силой.
