крекс-пекс, говорит, крибле-крабле, накось выкуси, ча-ча-чао.
ёптель-мобтель, еще подкатитесь, госпадипамилуй мя.
ёшкин кот, синий газовый лотос горит над землею печали,
ни теней от него, ни света, в сердцевине темная полынья.
и такая фигня, что на что ни глянешь, чувствуешь - невзаправду.
а то, чего нет, необозримо, и не дойти до края его.
и плывешь, как слепое пятно, похожий на аргонавта
в вывернутом тулупе золотящегося ничего.
2007
старая кошка тычется большой, невеселою головой
в небольшую плетенку, в котячество свое сладкое,
перешедшее в сон на солнце, сон поближе к теплу, и вот
голова не пролазит в прошлое, и стоишь на дрожащих лапах,
думая, или, точнее, чувствуя тяжелую, урчащую пустоту,
календарный сквозняк, уже сделавший нас полустертой
неуверенной линией памяти, осыпающейся на свету -
ну так вот оно, будущее, шестеренчатый воздух спертый.
2007
засыпай же как божий коготь как древний вождь
в песнопенья убогих в поруганное пространство
задымленных отечеств текущих в тоску и дрожь
белоглазым шепотом слоящимся и напрасным
где рояльный мастер не хнычет но в твердой тьме
в многорядном эхе преследует звук неверный
одичавший голос и ключ качается на тесьме
да кривой молоточек да вилочка с нотой первой
а уйдешь от него превратишься в белесый шум
в полонез на расческе в кошачью руладу ночью
голой жуткой весны в поножовщину и тужур
наступившей лямури в горящее многоточие
2007
Просыпайся, рассвет прекрасен как вспоротый самурай.
Видишь, радио пляшет, отгибая пальцы и извиваясь
под распевы убогих, поющих Семи Хорям,
Крысодеве немилостливице, да Белке, держащей в пальцах
небольшой, всеми проклятый, синий, текучий шар,
да вот все не решится - разгрызть его или спрятать,
чтобы взошедшее дерево, оскалившееся дышать,
разевало рты в темноту, в угольные ее пряди.
даже Господь наш Зайчег не знает, куда качнет:
в левое ухо плач ей, а в правое тишина
где беззвучно ступают мыши, и тишина течет
белой ослепшей молнией - только тебе ль не знать,
ее синие ветви горят на твоих руках
прорастают насквозь, цветут в разинутом рту...
Сотона наша Мурка, с головою, скрытою в облаках,
наш цветочный тигор, идущий по синей ртути.
2007
сон пергаментных львов, что цветут с четырех сторон
обветшалой земли, на изгибах реки океана,
что течет вокруг мира, бурля от чудовищ, эон
за эоном, за именем имя, а следом за нами -
снова мир без людей: каракатицы, черная тушь,
гривы диких закатов, бесследных, не знающих глаза.
