Родной замок встретил меня приветливо, и на пару дней даже отвлеклась от своей меланхолии, глядя в сияющие искренним счастьем глаза слуг и воинов, которые были несказанно рады моему возвращению.
Но день пробегал за днем, а тоска только усиливалась. В груди поселилась непрекращающаяся ни на мгновение боль, а мысль, что я, глупая, сама выпустила свое счастье из рук, не переставая грызла изнутри. Могла думать лишь об Аллинии, жила только воспоминаниями о нем, и поражалась, в какую яму сама же себя загнала, и из которой теперь не знала, как выбраться. Вскоре, от бесконечных переживаний, окончательно пропал аппетит и сон, и все реже стала спускаться к общему столу, предпочитая проводить свободное время в одиночестве на крепостной стене замка, вглядываясь в горизонт, или в небольшом парке в беседке, делая вид, что увлеченно читаю, хотя сама вновь и вновь прокручивала в голове все проведенные рядом с лордом Шандабаром дни. Саванн делал неоднократные попытки развеселить меня, робко пытаясь пригласить на совместную прогулку или ужин, но получая очередной категоричный отказ и просьбу дать обещанное время, чтобы все забыть, с понуренной головой ретировался обратно в замок. Ни уговоры, ни угрозы папы и Витора, требовавших немедленно прекратить этот спектакль, и не отталкивать от себя благородного жениха, не действовали, и я лишь глубже уходила в себя, поджимая губы и отворачиваясь от них. Думаю, они понимали, что имя моей депрессии была любовь, поэтому только в раздражении покидали мои покои, где не раз происходил этот неприятный разговор, не прибегая к радикальным мерам и позволяя самостоятельно перебороть эту самую настоящую болезнь, которая длилась уже целых два месяца.
В один из дней случайно подслушала разговор отца и Саванна. Лорд Гаридан полным грусти голосом признался, что не в силах сделать меня счастливой, и мне потребуется гораздо больше времени, чем три месяца, чтобы прийти в себя. Посему, он вынужден на время уехать домой, так как барон вновь разболелся с тем, чтобы вернуться через полгода и продолжить свои ухаживания. Как ни странно, но папа согласился, сказав, что это разумное решение, и он с нетерпением будет ждать его возвращения в надежде назвать своим сыном, так как он просто замечательная партия для меня. Может, он был и прав, но стоило представить, как мы с Саванном стали мужем и женой, и у нас по всем правилам наступила первая брачная ночь, то становилось так неприятно, словно собиралась лечь в постель с родным братом.
