— Откуда вы узнали об убийстве?
Все это больше походило на допрос, словно я обманным путем пытаюсь втереться в процесс расследования, преследуя свои темные интересы.
— Мне сообщила моя жена, она работает на кинофестивале.
Я не стал упоминать о том, что жена — бывшая, потому что тогда пришлось бы долго объяснять ему про Лилю и про Ритины педагогические экзерсисы.
— Фамилия жены?
— Мезенцева. Маргарита Мезенцева.
— А ваша фамилия — Стасов? Очень интересно.
Я вдруг понял, что стою перед ним, вытянувшись по стойке «смирно». Видимо, его недоброжелательность оказывала на меня гипнотическое воздействие.
— Если у вас есть информация, проливающая свет на убийство Доренко, вы можете поделиться ею со мной, — холодно произнес полковник, занимающий так и не установленную мною должность. — Я не сторонник подключения посторонних лиц к работе, это часто мешает и создает дополнительные трудности.
— Но я профессионал, а не посторонний, — попытался возразить я.
— Насколько я понял из ваших слов, вы можете быть потенциальным свидетелем, и в этом смысле вы, безусловно, посторонний. Мы используем вас в качестве свидетеля. Пожалуйста, я готов выслушать все, что вы знаете о Доренко. Но привлекать вас к работе я не позволю. Вы находитесь в данный момент не на службе, и как профессионал вы для меня не существуете.
— А если вам позвонят насчет меня из Москвы, вы допустите меня к работе?
На самом деле я вовсе не хотел, чтобы меня допускали к работе. Наверное, я закоренелый эгоист, но у меня никогда не бывает потребности влезать в чужое дело и помогать изо всех сил. Каждый должен тянуть свой воз. Мой визит сюда был продиктован не стремлением подключиться к работе по разоблачению убийцы, а единственно желанием поговорить по-мужски с оперативниками, объяснить им, что Гарик Литвак не имеет к убийству ни малейшего отношения, потому что его связь с убитой является чистейшей воды плодом воображения. Вот и все. Мои благие намерения не шли ни на сантиметр дальше. Но мне стало любопытно, отчего этот полковник, восседающий в роскошном кабинете, так меня невзлюбил и почему он не хочет допускать меня к расследованию убийства. У него больное самолюбие? Он не любит, когда ему приказывают? Его приводит в бешенство само слово «Москва»?
— Я допущу вас к работе только в том случае, если будет письменное указание из Главного управления уголовного розыска МВД России, — четко ответил он. — Я подчиняюсь только им. Руководство Управления внутренних дел столицы ко мне никакого отношения не имеет, мы с ними равны по рангу, и они могут только просить меня.
