Когда, наконец, ее отец выздоровел настолько, что мог выдержать долгую дорогу, и Елиху узнал, в какое время лучше было проходить через ворота, и какими словами лгать, они покинули город. Они ушли рано утром. Солдаты у Двойных Врат спросили их, что привело их сюда, и Мириам ответила, как ее отец и дядя учили ее, что они жили в Иерусалеме, и ее обручили с юношей с севера, и им надо попасть на свадьбу, а то пропадет ее приданое. Солдаты повеселились о чем-то между собой, а потом грубо пошутили об ее свадебной ночи. Она опустила глаза, усталая от всего притворства, и их пропустили. И тогда ей пришлось увидеть то, что увидела.
Вдоль дороги к Иерусалему римляне воздвигли деревянные рамы — две скрещенные доски, подлиннее вверх и покороче в сторону — в виде буквы заин. Их были тысячи. Они стояли у дороги по обеим сторонам до самого горизонта, и по холму и по всем извивам. И к каждой раме они прибили человека.
День был теплым. Солнце светило ярко, будто не понимало, что оно высвечивало. Будто Бог Всемогущий и Вездесущий оставил это место.
Пахло кровью. И жужжали мухи. Они собирались в мягких местах — уши, нос, глаза. И хлопали крылья, и рвали плоть негромким клекотом падальщики и вороны. Кровь стекала по рамам, собиралась лужами у оснований, высыхала коричневыми потеками. И была вонь от гниющих тел, и таким же был вкус у нее во рту. И разносился звук.
Они шли по каменной дороге. Люди, взятые в городе, были прибиты первыми. Они были уже мертвыми, с искривленными телами, и лица их и тела пожрали падальщики. Удаляясь от города, им стали попадаться недавно пойманные бунтовщики. Они висели там три, четыре, может, пять дней. Это были они, от кого исходил этот звук.
Солдаты, как она была уверена, следили с парапетов стен Иерусалема. Ни один человек не мог быть снят без разрешения Префекта, и эти люди сгниют там, и плоть их будет съедена птицами и стаями разных летающих созданий. И те, у кого еще оставался язык во рту, молили о пощаде, о глотке воды или о быстром ударе меча по горлу. Они возносили мольбы своим матерям, как помнится ей. Там поняла она, что все умирающие зовут мать. И нет никакой разницы, что говорили или о чем думали они до этого.
«Не смотри вверх», шептал ей отец, «не смотри, не задерживайся. Смотри вниз. Иди».
Так и прошла она по долине в тени стонущих деревьев.
Таким было послание Рима людям Израиля.
Есть такие вещи, о которых больно вспоминать. И она старается, она постоянно борется с тем, чтобы не вспоминать и не думать. Но не проходит и дня без воспоминания о тех людях, зовущих своих матерей. Она теперь знает, что произносит тот, кого прибили к перекрещенным доскам. Она обязана была силой привести его домой.
