Респиги поспешил громко выразить свое возмущение:
— Аншбале Корво был ни в чем не виновен. Он поплатился за других.
Председатель комиссии продолжал:
— Короче говоря, вокруг этих пятидесяти тысяч миллиардов разгорелась безжалостная борьба. Тут надо проявить крайнюю осторожность, необходимо все тщательно проверить, строго проконтролировать, во всем разобраться.
— И каким образом в этом смысле я могу быть вам полезен?
— Завтра же я направлю подробный доклад правительству. Мне бы хотелось, чтобы вы, когда возвратитесь в Рим, выступили с публичным заявлением в поддержку предпринятых мною шагов.
Респиги, прежде чем ответить, некоторое время помолчал.
— Вы знаете, что значит для меня этот закон. Он представляет собой вершину моей политической карьеры, кульминацию многолетней борьбы за мои идеалы…
— Да, я понимаю, что спрашиваю с вас слишком много. Но я знаю, сколь высоко в вас чувство ответственности. И обращаюсь к вам как к политику, а не как к человеку.
Респиги поник головой. Он был бледен, лицо у него осунулось.
— Ну что ж, хорошо. Поступайте так, как велит вам долг. Я вас поддержу.
Респиги находился на грани нервного срыва, ему стоило огромного труда держать себя в руках: операция с пятьюдесятью тысячами миллиардов, предусмотренными специальным законом, носящим его имя, фактически была сорвана, и со стороны Купола можно было ожидать незамедлительной реакции на провал проекта. Какова будет эта реакция, было даже страшно подумать. Он немедленно переговорил обо всем с Эспинозой. И во второй половине дня Эспиноза принял решение пойти на крайние меры.
Вечером он, без всякого предупреждения, явился в палаццо Гардано. С собой у него был «дипломат», который он крепко держал в правой руке.
Тано встретил его не слишком любезно. С подозрением спросил:
— Зачем вы сюда пожаловали?
Эспиноза положил чемоданчик на стол.
— Принес вот это.
Тано открыл «дипломат».
В нем лежали десять пластиковых взрывпакетов и очень сложный электронный таймер. Уже соединенный со взрывчаткой и готовый к действию.
Эспиноза пояснил:
— Это своего рода послание, которое нужно направить парламентской комиссии и правительству. Текст составил я. А доставку и почтовые расходы… мне хотелось бы, чтобы вы взяли на себя.
Тано не мог отвести взгляда от «дипломата». Его охватило волнение, пожалуй, впервые в жизни.
— Вы хотите устроить кровавую бойню.
Эспиноза не ответил. Но выражение лица у него было решительное. Тано пристально поглядел на него.
