Как показала история трех ближайших и последующих лет, пророчество старца сбылось вполне, ибо он предсказал, что в этой войне «Россия будет обессилена и под конец побеждена, но владений своих не лишится», что и произошло. А почивший старец Иаков рассказывал мне следующее: «В бытность мою послушником отправили меня на новое послушание при водяной лесопильне рядом с кафизмой Святого Иакова. По любви к отцам-кафизматам, их духовнику Илариону и иеромонаху Савве, я самовольно отлучился туда за благословением на монашество. Старец-духовник сидел снаружи у двери хижины. Стоило мне появиться, он тут же произнес: “Добро пожаловать, чадо Иоанне!”. Недоумевая, откуда он знает тогдашнее мое имя, я подумал, что ему рассказали обо мне приходившие отцы. Во время беседы старец, благословив меня терпеливо сносить все и быть послушным, наказал не печалиться из-за того, что днем раньше покинул монастырь родной мой брат Георгий, ибо он уже поступил в общежительный монастырь Ксенофонт, где ему будет хорошо (о чем я и сам через несколько дней узнал, получив известие от брата, которого именно в тот день приняли послушником). Потом отвел меня в малую церковку апостола Иакова и велел, сделав три поклона, приложиться к его иконе. Когда я поднялся, авва положил руку мне на плечо и сказал: “Люби и почитай соименного тебе апостола: он будет наилучшим твоим заступником!”. Я решил, что старец ошибся, но в ответ на свое возражение: “Я, отче, зовусь не Иаковом, а Иоанном” — услышал: “Будешь и Иаковом, а пока не сделаешься монахом, ты один знай про то, что говорил тебе сегодня какой-то глупый старик”. Сказанное исполнилось, но, когда я принял ангельский образ, дивного духовника уже не было в живых».
Монахи-пантелеимониты почитали его безмерно и часто приглашали к себе, как знающего русский язык, принимать исповедь. И вот, придя с этой целью в Русик Великим постом 1864 года, он, как указано в монашеском списке нашей обители, почил о Господе 14 февраля.
Предвидя час смерти, авва Иларион заповедал своему послушнику иеромонаху Савве, также находившемуся тогда в Русике, чтобы останки его погребли не здесь (ибо русские окружили бы их особым почитанием, а со временем признали бы, пожалуй, и святыми мощами), но перенесли на место покаяния — в иверскую келлию Иоанна Богослова, а кости по прошествии трех лет захоронили в усыпальнице Дионисиата[79]. Что и исполнил названный муж с монахами Русика, во множестве сопровождавшими честное тело до места упокоения.
