Священного Кинота не только из благочестивой ревности (особенно чувствительной к несправедливым нареканиям), но и ради справедливости уверили его, что облик запечатленных здесь святых был именно таков, и хотя в природе это, по справедливому замечанию Его Превосходительства, пожалуй, невозможно, но среди православных иноков подобные вещи встречаются. И, когда тот снова усомнился, прибавили, что такой монах есть на Афоне и его, если угодно, можно увидеть. Хусни-паша живо согласился, и Кинот послал за братом Евстратием, которого привезли в Карею. Представ перед губернатором, тот попросил дать ему маленькую скамеечку. И когда, встав на нее, сделался выше ростом на пядь, то выпустил из-за пазухи бороду, ниспадшую до самого пола.
Ошеломленный вельможа обратился к честному собранию со словами: «Афендерсин, эфендилер!»
(«Прошу прощения, господа!»), затем вынул из кошелька три золотые лиры, которые и подарил брату Евстратию.
О духовнике Иларионе Ивирите
Согласно дошедшему до нас преданию, сей достопочтенный муж и великий ревнитель иноческого жительства, родом грузин, пришел на Афон совсем юным. Он подвизался сперва в грузинской келлии святого Иоанна Богослова при Иверской обители, но, не найдя там любезного ему безмолвия, получил от Дионисиата кафизму Святого Иакова Брата Божия в получасе ходьбы от него, на месте глухом и пустынном.
В этом исихастирии[76] блаженный Иларион, подвизаясь сверх человеческих сил, а относительно пропитания довольствуясь монастырской милостыней и чем придется, пребывал в полном уединении десять лет, после чего, с благословения обители, принял к себе послушника — знаменитого впоследствии духовника отца Савву. Когда старец вполне овладел греческим языком и был посвящен в иеромонаха, они с отцом Саввой, рукоположенным несколько позже, стали по очереди ежедневно совершать литургию, причем неслужащий в тот день исполнял обязанности чтеца и певца. В монастырь оба приходили лишь к агрипниям под великие праздники, и дожившие до наших дней отцы Дионисиата вспоминают седовласого духовника, неподвижно выстаивающего всю службу в герондиконе (старческой стасидии)[77], не покидающего храм даже в промежутке, но ожидающего в притворе начала Божественной литургии.
Приснопамятный старец пришел в такую меру добродетели, что сподобился дара прозорливости, слава о которой достигла и России. Около 1859 года, накануне войны, позже получившей имя Крымской[78], посланы были на Афон особым судном то ли от самого царя, то ли от генерального его штаба доверенные люди, чтобы вопросить авву Илариона об исходе военных действий, в которых против России выступила, помимо Турции, без малого вся Европа. Поначалу он отказывался принять посланцев, но, когда судно простояло на рейде три дня, все же дал ответ.
