– Мансур, извини за ранний звонок, со мной не совсем приятная история случилась, – начал Золотарев.
– Что такое, Володя? – сразу же проснулся Мансур. – С тобой все в порядке, ты жив, ты не в больнице?
– Не, со мной все в порядке, я попал на деньги, похоже, у меня их в метро увели. Заснул я в метро, короче, – соврал Золотарев. – Можешь занять тридцать тысяч до следующей зарплаты, на ипотеку. В понедельник?
– Конечно, не беспокойся, езжай домой. Главное, что ты сам жив, с деньгами разберемся.
– Спасибо, – ответил Золотарев.
Он уже стоял на ногах, когда разговаривал по телефону. Убрав телефон, Золотарев стал шарить по карманам и случайно нашел 800 рублей в заднем кармане брюк. «Ну хоть что-то, будет с чем домой доехать», – подумал он, отправляясь к метро Цветной бульвар.
А мировой финансовый кризис 2008 года, который уже несколько месяцев валил крупнейшие западные компании, добрался и до России; да так, что по России ударил сильней всего, опрокинув не только финансовую систему. В ноябре кризис добрался до российской промышленности, где началось сокращение промышленного производства: черного проката, коксующегося угля, целлюлозы, минеральных удобрений, машино- и станкостроения; дефляция достигла рекордных 18 процентов. Когда же пришло понимание, что нужно спасение, спасать начали, как водится, самых важных и сильных. И спасали финансовых и промышленных монстров: Сбербанк, ВТБ, Лукойл, Газпром, Роснефть, всего более 900 миллиардов рублей ушло на спасение финансовых и промышленных лидеров. Населению же с января 2009 года подбросили рекордный рост цен на бензин, на тарифы ЖКХ, рост цен на общественный транспорт. Никакой фактической поддержки тем, кто брал кредиты, ипотеку, пытался строить мелкий частный бизнес и прогорал на этом, естественно, не было. Частный бизнес должен был спасать себя сам: закрываться, объявлять себя банкротом, резать кадры – сокращать штатное расписание, задерживать зарплаты, не выплачивать платежи по кредитам; и полная ясная картинка всеобъемлющего кризиса особенно наглядна была в жирной финансовой Москве.
Золотарев вышел на работу, Габидуллин, заняв ему деньги, сохранил свое доверие к Владимиру; но что-то не пошло у самого Золотарева. Он перестал вкладываться и получать удовольствие от сделанного, он замкнулся. В мыслях его стало тянуть к тому, чтобы вообще бросить ипотеку и уехать с семьей в какую-нибудь русскую глубинку, заниматься своими детьми, воспитывать Ваньку, вырастить Варечку; во время обедов он часто заходил в соседнюю с офисом церковь, слушал ее тишину, смотрел на старых высохших старушек, как на себя и свою сегодняшнюю жизнь.
