– Это может стать более очевидным, когда ты осознаешь, что тот же самый феномен относится и к другой концепции. Теперь ты должен угадать, к какой.
На секунду задумавшись, Уолт улыбается.
– Видение, – сказал он.
– Правильно – цвет и его видение это в точности одно и то же.
– Вот это да, – сказал Уолт.
– В более общем смысле: восприятие и его вид – одно и то же. Звук и то, как он нам слышится, в точности одно и то же – что также является тем, что мы называем слышанием. То же про цвет. Мы объективируем эти ощущения и воображаем, что они существуют независимо от нашего восприятия, но именно их присутствие в нашем восприятии в первую очередь делает их тем, чем они являются. То есть, то, какими ощущения нам кажутся, есть эквивалент их сути.
Уолт кивает. Он внимательно слушает.
– Цвет не может существовать независимо от восприятия, потому что чтобы представить его таким образом, мы должны в мышлении отделить видение от цвета – но это означает отделить цвет от самой своей сути. Любая мысль, в которой цвет рассматривается объективно, подразумевает эту ловкость рук, которая в конечном итоге оканчивается ситуацией, где мы должны вообразить видение независимое от восприятия.
Это довольно интенсивная тема, и Уолту предстоит много переварить, но я завёлся и не хочу останавливаться.
– Мы не воспринимаем цвет и его видение, – продолжаю я, – это просто разные слова для одной и той же вещи. Фактически, цвет на самом деле вообще не «цвет» в том смысле, в каком мы привыкли о нём думать. То есть, приклеенный к объектам вне нашего восприятия, в ожидании, чтобы его увидели. Скорее всего правильно было бы думать о цвете как об отдельном случае, или о проявлении, видения. Теперь, поскольку цвет и видение концептуально эквивалентны – так как обе концепции относятся к одному явлению, а именно присутствию красноты, синевы, желтизны и так далее – фраза «видеть цвет» предполагает разделение, которого просто нет в нашем опыте. Никогда нет видения и видимого – есть просто видение! Никогда нет видения чего-то – но то, что мы видим, и видение это одна и та же вещь. Это одно и то же событие. Есть только краснение, синение, желтение[1] – всевозможные манифестации видения.
Я сделал паузу, чтобы убедиться, что Уолт внимает, потом продолжил.
– А теперь мы можем начать понимать, почему вещи сами по себе не могут иметь цвета, и почему они не могут быть круглыми или жёсткими – цвет это ни что иное, как видение; форма, текстура и мягкость это ни что иное, как чувства. Объект не может быть жёстким сам по себе, так как мы словом «жёсткий» ссылаемся на манифестацию чувства. Он также не может быть ни красным, ни круглым, если под этими словами мы подразумеваем манифестации видения – а так оно и есть, поскольку в первую очередь эти концепции произошли именно из
