– Окей.
– Всё выглядит в точности так же, как раньше, кроме, конечно, двух зияющих дыр, где когда-то были твои глаза.
Уолт снова хихикает.
– Теперь, несмотря на то, что у тебя нет глаз, кто-либо сможет убедить тебя, что ты не видишь? Что ты наверно воображаешь и так далее?
– Наверное, нет.
– Почему? – спрашиваю я.
– Потому что факт, что я вижу, будет каким-то самоочевидным.
– Правильно, потому что присутствие цвета мы обозначаем как «видение», – говорю я. – И опять, как ты определяешь, что видишь? Если появляется цвет, значит ты видишь! Если есть краснота, или синева, или желтизна или любой другой цвет или их комбинация, их присутствие в нашем восприятии мы называем видением!
– Хорошо, когда цвет присутствует в нашем восприятии, мы называем это «видением». Я согласен.
– Отлично! А теперь, что такое цвет?
* * *
– Давай возьмём к примеру, красный, – говорю я. – Концепция красный, как и все другие концепции, взята из нашего непосредственного опыта. То есть, мы видели красноту и придумали для неё слово. Так?
– Конечно. Продолжай, пожалуйста.
– Концепция красный, таким образом, берёт своё значение из этого опыта. Когда мы говорим об этом, мы знаем, что мы имеем в виду благодаря переживанию этого. Звучит примерно правильно?
– Да, – говорит Уолт.
– Теперь, когда мы говорим о красном, или о любом другом качестве или свойстве объектов, мы можем попасть под впечатление, что эти качества существуют объективно, то есть, вне нашего поля восприятия. Мы думаем, что вещи могут быть красными, или круглыми, или жёсткими, воспринимаем мы их или нет. Верно?
– Конечно.
– Но концепции, представляющие эти качества, извлечены не из каких-то внешних по отношению к нам вещей, но из визуальных и тактильных ощущений, исходящих из нашего аппарата восприятия. И таким образом, красный, круглый и жёсткий должны иметь значение, основанное на этих ощущениях.
Уолт кивает.
– Но даже если красный, круглый и жёсткий относятся к ощущениям, – говорит он, – что не даёт им так же существовать объективно вне нашего восприятия?
Хороший вопрос.
– Ощущения, из которых получены наши концепции, не приходят к нам извне – они порождаются сенсорным аппаратом, а его природа определяет то, какими они нам кажутся. Как ощущения выглядят, как они чувствуются, их форма и вид являются ни чем иным как способами, которыми они становятся для нас видимыми. Другими словами, поскольку именно наш сенсорный аппарат определяет то, какими вещи нам кажутся, то концепции, которые у нас есть, должны ссылаться именно на то, каким образом наш сенсорный аппарат решает сделать отдельный кусок явления явным – потому что это всё, чем являются ощущения – их структура целиком является продуктом того, какой вид наш сенсорный аппарат решает им придать.
