Как-то раз, когда мы стояли в обороне под Ковелем, мне на НП принесли записку от старшего ездового. Цысь писал:
«Товарыщ лынтинант що робыть як Фрязев занехаяв коней своих не кормыть и не чистыть я ему казав що вин падлюка робыть так вин мене матюгом прошу вас одвернуть ему голову та нехай иде у пихоту а коней я заберу хай у мене будуть аж дви пары та кони бидни не будуть мучатысь…»
Грамматикой и знаками препинания Ефимович явно пренебрегал. Но каждое слово записки было проникнуто искренней болью за страдающих по халатности ездового ротных лошадей. К ленивому Фрязеву пришлось принимать срочные меры, хотя и не такие суровые, каких требовал старший в своей записке.
Характеры, повадки и особенности всех лошадей роты Цысь знал до тонкости. Заболевших или легкораненых животных он врачевал сам, не доверяя ни полковым, ни дивизионным ветеринарам, мнения о которых был очень невысокого.
- Хиба ж то ветеринары? - сердился он.- То ж коновалы настоящие! Из здорового коня зробыть хворого - це воны можуть. А от щоб хворого коня вылечить - так нет. Им ихняя прохвылактика не позволяеть…
После освобождения Ковеля мы двинулись в наступление и вскоре пересекли государственную границу. Преследуя отходившего противника, мы двигались уже по освобожденной польской земле. Цысю сразу же понравились польские дороги. Они были заасфальтированы или покрыты булыжником. Густая тень деревьев укрывала их от палящего солнца. А вот польские земли пришлись ему не по душе. Уж очень они изрезаны всякими межами и столбиками. Межи было легко отличить по нескошенным полоскам полыни и чертополоха. Вот она, частная собственность.
- Хиба ж це поля?- возмущалась справедливая душа Трофима Ефимовича.- Це ж настоящее цыганское одеяло из лоскуткив. По пивдесятыны, не бильше. И косою нигде не розмахнутысь, не то що трактор пустыть. И як тут поляки жили, одын господь бог знае…
Он долго молчал, задумавшись. Потом решил:
- Теперь заживуть по-новому, як у нас. Земля у ных непогана, урожаи будуть.
Но лоскутки мелких крестьянских наделов были не везде. Местами дорога пересекала тянувшиеся далеко в стороны, сколько видел глаз, огромные поля без единой межи или столбика. В центре таких полей стояли помещичьи имения с добротными каменными постройками. Трофим Ефимович, насупившись, сердито поглядывал на такие поля, тихо ворчал:
- Хто попыв крестьянской крови та поту, так оци прокляти помещики. Повтикалы, заразы! Ну, теперь хватит, напылыся…
