оттенки мнений и твердо отстоять новую экономическую политику партии.
Иван проглотил слюну и сжал кулаки, освобождаясь от расслабленности.
Он полностью принял нэп, хотя на себе пока никак не испытал его
благотворных результатов. Он воочию видел, что свобода торговли была самым
страшным ударом по кулацким восстаниям, смертельней, чем удар войск
Антонова‐Овсеенки и Котовского на Тамбовщине. Среднее крестьянство разом
повернулось к советской власти. И не раз вспоминал Иван наставление секретаря
губкома. что придется с алгеброй в руках разбираться: кто кулак, а кто дурак.
Правда, кулаки тоже пользуются нэпом. Однако Ильич сказал: отступление,‐ но
борьбу с кулаками ни на минуту не ослаблять. Только надо сменить винтовки на
оружие налогов, утеснения кулака в правах, ограничения в эксплуатации батраков.
И еще Ильич сказал: отступление требует особенно твердой дисциплины, ибо при
наступлении паники не бывает, а при отступлении она может быть.
А в речах ораторов нет‐нет да и зазвенит паническая нота, нет‐нет да и
прорвется протест против железной дисциплины, от которой, дескать, устали и
без того за годы гражданской войны.
Иван запоминал товарищей, которые с рабочей злостью долбали в своих
выступлениях критиканов и паникеров. На них надо опираться, когда дойдет дело
до революции и выборов.
Тверцов неожиданно отказался выступать, хотя был и членом губкома РКП(б).
Пришлось от имени губкома брать слово Ивану. Он обращался к запомнившимся
товарищам, которые долбали паникеров. Паникующих аппаратчиков он и не
думал переубедить, он просто надеялся, что они не осмелятся перечить линии
губкома.
Все взорвалось, когда стали голосовать резолюцию, предложенную Иваном
от губкома РКП(б) на партийной фракции. Поднялся Тверцов и, расталкивая
стулья, мелкой и быстрой походкой уверенно понес к трибуне громадное тело.
‐ Я ставлю на обсуждение собственную резолюцию, ‐ забасил он, упершись
руками в борта трибуны, которая как будто раздалась, потрескивая от
напряжения, чтобы вместить это тело. ‐ За последнее время происходят странные
вещи. Наши партийные вожди во всех своих выступлениях фронтом повернулись к
крестьянству, забыв о нуждах рабочего класса. Они выбивают из‐под ног
революции главную ее опору. Разве можно вести пролетариат на борьбу во имя
превращения дома Ленина в ресторан «Яр»? Разве допустимо помогать
крестьянину в осознании им своих классовых интересов ‐ интересов частного
собственника, мелкого буржуа?
Демагогия! ‐ закричал Иван во весь голос... Крестьянство сейчас доверяет
