земской управы разговаривал с такой брезгливой вежливостью, будто я приходила за
милостыней. Я получала жалованье вместе земскими чиновниками, и мое было самым
маленьким;
я поскорее сжимала деньги в кулаке и боялась встретить презрительно‐
сочувственные взгляды.
Хоть немного находила я прежнее ,готовя с учениками концерты. О, как мне хотелось
приобщить детей к той мудрости и красоте, которые уже накопились в мире, которые в
будущем засияют над всей землей. Как мне хотелось, чтобы у моих ребят никогда не
были тусклые очи!
На наши концерты являлся исправник и потом выговаривал мне за не
понравившиеся ему пушкинские строки, а о Шевченко он молчал только потому, кажется, что ничего не знал о великом украинце. Я покорно выслушивала его, презирал себя за
боязнь; он мог оскорбить меня и даже арестовать ведь я не была дворянкой.
А жизнь в России становилась все ужасней и я с отчаянием видела, что бессильна
оградить учеников от ее грязи и страданий. Немцы били нас на фронтах, и Меловой все
больше заполнялся искалеченными солдатами. В истасканных шинелях они сидели на
завалинках и бродили по улицам с костылями или с пустыми рукавами, подшитыми за
ненадобностью к плечу. Доходили чудовищные слухи о разврате и изменничестве среди
царского двора. Голод свободно, как ветер, разгуливал по несчастной стране.
На квартире у Москалевых я жила в отдельной комнате, принадлежащей раньше
тебе, Иван. Ты «подался аж у Питер»,‐ как объясняла Елена Ивановна и комната все равно
пустовала. Впервые за много лет я могла сколько хотела оставаться наедине с собой. И я
читала, читала, и меня потрясал контраст между богатством светлой и чистой мудрости, накопленной в книгах, и бессмысленным разрушением жизни наяву. И я шептала про
себя, будто молилась: «Где вы, светлейшие умы человечества, где ваши могучие, честные руки? Кто из вас придет, чтобы смести все гниение, и показать нам совсем новый
путь? Вы сейчас нужны как никогда!»
С вестью о революции я вдруг словно вырвалась и задышала, хватая свежий, свободный воздух, которого, оказывается, вокруг бесконечно много. Я повела своих
учеников на митинг, вместе со взрослыми, мы все нацепили красные банты. Я смеялась и
кричала от счастья и, шутя, шептала себе: «Это дошла моя молитва!»
Потом мы услышали что власть в Петрограде захватили большевики. Исчезли
исправник и земский представитель со всею своей управою. И я вдруг почувствовала, как
выросло мое достоинство.
Я всегда замечала, что чем беднее родители моих учеников, тем с большим
