Ходили слухи, будто Ксения соблазнила Рудольфа, через много лет он рассказал об этом друзьям. («Она была великолепна в постели», — рассказывал он многим.) Мении он признался лишь в том, что его соблазнила женщина старшего возраста, «чтобы я набрался опыта». Он хотел известить Мению, что лишился девственности. Но другие ленинградские друзья никогда с ним об этом не говорили, хотя не могли не заметить «деспотического», по выражению Любы, обожания Ксении. «Ее зоркий глаз не выпускал его из поля зрения ни на секунду. Дома был установлен строжайший режим. Есть, спать, заниматься в классе, танцевать в театре — все по часам, по заранее составленному расписанию. Ксения старалась лишний раз не выпускать его из дома одного…
Она действительно обвела его вокруг пальца, но должна сказать, он против этого не возражал».
Каким бы ни был характер ее отношений с Рудольфом, любовь Ксении пришла в критический момент его карьеры. Ее нежность, дисциплинированность и преданность помогали ему самоутвердиться. «Не слушай, что говорят эти глупые задницы, наставляла его Ксения», — вспоминает Барышников. По свидетельству Любы, Ксения убеждала его, что «великий артист должен танцевать только великие партии». Она была немногословна, говорила почти загадками, и Рудольф явно перенял у нее эту манеру. «Он что-нибудь вымолвит, и ты гадаешь: «Что он имеет в виду?» Но боишься ошибиться, потому что он скажет: «Неужели ты этого не знаешь?»
Вопреки приговору медиков, Рудольф восстановил силы, дух и форму в рекордные сроки. Через месяц он вновь появился в классе, не обращая внимания на постоянные боли. (Не совсем к его чести, надо упомянуть, что он требовал от Сизовой отчета, кто в труппе желает ему быстрейшего выздоровления, а кто нет.) Однако к главной роли он вернулся лишь 7 апреля 1959 года, через пять месяцев после дебюта в «Лауренсии». Рудольф опять был партнером Дудинской, на сей раз отказавшись от черного парика, в котором смахивал на обезьянку.
Теперь он стал игнорировать давно сложившиеся в Кировском традиции. В начале занятий в классе новички обязаны были поливать пол из лейки, что способствовало устойчивости. Почувствовав себя униженным, Рудольф не выполнил эту обязанность и вышел из зала. «Это была сенсация», — вспоминает Сизова. Когда позже Нинель Кургапкина спросила его о причине отказа, Рудольф бросил в ответ: «Там есть такие бездари, которые только и должны поливать!»
Его чрезмерная самоуверенность и независимость вызывали возмущение в труппе, где соблюдались иерархия и уважение. На середине класса в первых рядах, как правило, стояли старшие артисты, он же упорно стремился вперед и в центр, даже если занимал чье-то место. Соперничая друг с другом — солисты могли рассчитывать на ведущие роли только раз или два в месяц, — мужчины не хотели уступать место начинающему татарину. Солист Владилен Семенов рассказывает, как однажды утром увидел Рудольфа, стоявшего на столе в гримерной и надевавшего тренировочный костюм. «Думаешь, ты и здесь выше всех?» — поддразнил его Семенов. «Почему бы и нет?» — отвечал Рудольф. В то время в Кировском насчитывалось большое количество ведущих мужчин-танцовщиков, от элегантного Константина Сергеева до динамичного Бориса Брегвадзе и царственного Аскольда Макарова. Но Рудольф только фыркал, получая от них советы. «Кто вы такой, чтобы меня учить?» — окрысился как-то он на Сергеева, когда премьер и балетмейстер попытался его поправить. «Вот мой учитель», — объявил Рудольф, указав на Пушкина.
