Его неопытность нельзя назвать необычной для русской молодежи 50-х годов, особенно при сексуальном пуританстве советского образа жизни. Вопросы пола никогда открыто не обсуждались. Фрейд был под запретом, половые отношения между мужчинами считались противозаконными — подобные люди преследовались законом и их отправляли в тюрьму. Если Рудольфу в то время и было известно о каких-либо гомосексуальных побуждениях, их не проявляли, в этом не признавались, об этом не вспоминали. Эта тема была окружена таким ужасом и отвращением, что мало кто из его одноклассников осмеливался ее затронуть. Гомосексуалисты предпочитали держаться в тени, ненавидимые обществом, которое было охвачено гомофобией>77. Площадкой для прогулок у ленинградских гомосексуалистов служила Екатерининская площадь, общественный парк, отделяющий Пушкинский театр в конце улицы Росси от Невского проспекта. Сергиу Стефанши вспоминает, как однажды шел в общежитие и мужчина в парке вдруг схватил его за мошонку. «Кто мог знать о подобных вещах?» — говорит он. Однажды ночью он слышал, как мальчики в спальне сговариваются идти на Екатерининскую площадь «лупить гомиков», как называли гомосексуалистов>78. «Из того, что рассказывали, я считала их чудовищами!» — признается Елена Чернышова, впоследствии ставшая репетитором в Американ балле тиэтр.
Одним из немногочисленных учеников, решившимся в ту пору проявить некий гомосексуальный интерес, был Саша Минц, который, по словам Стефанши, флиртовал в раздевалке с другими мальчиками. «Все объявили Сашу Минца гомосексуалистом, — сообщает Мения. — Он был необычайно женственным, по манере разговаривать, по походке, и другие мальчики потешались над ним. Но я никогда не слышала никаких разговоров о том, будто Рудик гомосексуалист, и он никогда со мной не говорил ни об одном мальчике. По-моему, если бы у него были какие-нибудь интересы, он мне рассказал бы».
Душевых в интернате не было, и мальчики раз в неделю строем ходили в мраморные публичные бани возле канала Мойки. Баня была в равной степени домашним ритуалом и местом мальчишеских игр и, пожалуй, предоставляла единственную возможность разрядки любого гомосексуального напряжения. Там мальчики бегали голыми, боролись на полу, хлестали друг друга березовыми вениками, и буйные игры приносили желанное освобождение от регламентированной повседневной жизни.
Школа делала все возможное для обуздания бушующих гормонов, равно как и всего прочего, поощряя учеников доносить друг на друга. Когда молодой грузинский танцовщик из их спальни стал упорно хватать Мению и уговаривать с ним переспать, Рудольф убедил ее пожаловаться Щелкову. Но когда она это сделала, Шелков только расхохотался. «Ну, естественно, он посмеялся. У него любовь с этим парнем», — подумав, заключил Рудольф. По свидетельству Мении, это замечание «было единственным случаем, когда я слышала от Рудика упоминание о гомосексуалистах».
