Рудольф встретил Мартинес через несколько месяцев после начала учебного года в доме Абдурахмана Кумысникова, педагога, который просматривал его на московской декаде. Жена Кумысникова, Наима Балтачеева, была педагогом Мартинес. «Она мне рассказывала о молоденьком татарском мальчике, хорошем танцовщике, но неряшливом и немножечко сумасшедшем, — говорит Мения. — И сказала, что его надо привести в божеский вид». Мартинес мельком видела Рудольфа в коридорах, найдя его «некрасивым и плохо одетым, с растрепанными волосами». Мения Мартинес, дочь профессора английской литературы Гаванского университета, издателя коммунистической газеты, выросла в доме, где к книгам относились «как к святыне». Наслушавшись многочисленных сплетен о Рудольфе, она не решалась с ним подружиться, но обнаружила, что у них много общего. Собственно, как только они заговорили друг с другом, сразу поняли, что им трудно остановиться. «Все считали его диким, но он обладал невероятным интеллектом. Любил книги, классическую музыку и старинную живопись. Я поражалась, откуда у него такая культура, такая восприимчивость? Откуда это в деревенском мальчишке, сыне крестьянских родителей?»
Вдобавок она с изумлением поняла, какой он чувствительный и ранимый. «Думаю, он относился ко мне иначе потому, что я иностранка. Я принадлежала к незнакомому ему миру. Я иногда плакала оттого, что тут очень холодно, и Рудик меня обнимал. Он был со мной очень нежен. Именно это и привлекало меня в нем». Мения и Рудольф (Менюшка и Рудик, как они называли друг друга) вскоре начали все свободное время проводить вместе.
Дружба с Менией не только оградила его от презрения, а позже и от зависти одноклассников, но к тому же питала и просвещала его. Не по годам развитая шестнадцатилетняя Мения познакомила Рудольфа со своими «ленинградскими родителями», друзьями семьи, Михаилом Волькенштейном, специалистом по молекулярной физике, и его женой Эстеллой Алениковой, редактором литературного журнала. Оба были полиглотами, владели английским, французским, испанским, немецким, жили в мире книг и науки, в среде, немедленно завладевшей жадным умом Рудольфа. Они приглашали его на концерты, ходили с ним в Эрмитаж, познакомили с Пушкиным, Шекспиром, Достоевским, Гете. По воскресеньям они увозили Рудольфа с Менией к себе на дачу под Ленинградом, где осенью целыми днями собирали грибы. На одной из самых любимых Менией фотографий тех дней сосредоточенный Рудольф, подперев подбородок рукой и подняв глаза, слушает Волькенштейна, первого из его многочисленных мужчин-наставников. «Я хороший слушатель, но не слишком хороший собеседник, — признавался позже Нуреев. — Я замираю и все впитываю в себя. Я никогда не удовлетворяюсь». Волькенштейн, как ученый, мог без труда доставать театральные билеты. Когда в Советский Союз впервые был приглашен западный музыкант, которым оказался Глен Гульд
