Рудольф Нуреев на сцене и в жизни. Превратности судьбы. | страница 23



Во времена детства Нуреева советская Уфа отличалась гостеприимством. Гостей встречали традиционным угощением, например пельменями; по нескольку раз произносили тосты, обнося кумысом, который считается целебным напитком и делается из кобыльего молока с добавлением ферментов, на чем издавна специализировались башкиры>22. Чтобы связаться с другими городами страны, нередко приходится часами ждать, пока центральная телефонная станция выполнит заказ, а связи с Западом в 1996 году практически не существовало. В залах Уфимского оперного театра, где сейчас размещается музей Рудольфа Нуреева, есть видеомагнитофон, но нет видеозаписей каких-либо выступлений Нуреева на Западе. «Если бы вы могли нам хоть что-нибудь привезти, мы были бы очень признательны», — умоляет сотрудник музея Инна Гуськова. Когда-то она жила напротив Нуреевых и сегодня живет на той же улице, через несколько домов от того, где выросла. То же самое можно сказать и о многих других окружавших Нуреева в детстве людях.

К моменту приезда Нуреевых в 1942 году в Уфе работало множество промышленных предприятий, имевших важное оборонное значение>23. Во время сталинской индустриализации 30-х годов важнейшие предприятия были переведены на Урал, где строилось множество новых заводов и фабрик, в том числе и в Уфе. Сталин считал богатый минеральными рудами Урал идеальным центром тяжелой промышленности. Защищенные горами предприятия находились в безопасной дали от российских границ и могли снабжать страну оружием, станками, машинами и необходимой для их работы нефтью. Уфа, где располагался крупный завод по производству бензина, нефтеперегонный завод и один из крупнейших заводов по выпуску двигателей внутреннего сгорания, стала «закрытым» городом и вскоре исчезла с географических карт.

Местные власти все обещали выделить Фариде жилье, но, то и дело заглядывая в обещанную квартиру, она обнаруживала, что там кто-то живет. В результате семье ничего не оставалось, как жить у родных. Рудольф был в отчаянии и в своем собственном описании этих жутких жизненных условий рисовал страшную картину: «Нет слов для описания терзавших меня физических неудобств… Мы должны считать чудом, что выдержали это кошмарное совместное существование и не дошли до того, чтобы не выносить вида друг друга».

Чувство бездомности только усилилось, когда Фарида получила от Хамета известие, что в их московский дом попала бомба. (Хотя она не взорвалась, ее падение причинило постройке серьезный ущерб.) Он писал, что пошел взглянуть на квартиру и обнаружил ее абсолютно пустой. Остались лишь две фотографии на стене — его и Фариды. Хамет вложил эти снимки в письмо.