.
Фотографии тех лет запечатлели волевое и усталое лицо Фариды, широкую округлую фигуру, но на них не увидишь той неисчерпаемой силы, которую она передала своим детям. Рудольф позже рассказывал, что она никогда не жаловалась и, «не повышая голоса, могла быть крайне суровой». Она редко улыбалась, и сын не мог припомнить, чтобы когда-нибудь слышал ее «громкий» смех. Даже сегодня соседи помнят ее опечаленной и весьма озабоченной. Не выказывала она и любви. «У нас не было принято проявлять близость, целоваться и обниматься друг с другом, — поясняет Розида. — Татарам не свойственно показывать свои чувства. Мы очень сдержанные. Это у нас в крови».
Возможно, эмоциональная сдержанность Фариды объясняется крайне тяжелым собственным сиротливым детством. Практически всю жизнь испытывая лишения и голод, не имея хорошего жилья, она привыкла к суровости, а потом, с дальнейшими трудностями во время войны, еще больше ожесточилась. С фронта по-прежнему приходили пугающие известия, каждый день нес новые потери. «Почти каждая окружавшая нас семья оплакивала сына, брата, мужа, погибших на войне», — вспоминает Рудольф. По крайней мере, хоть это горе обошло Нуреевых.
Не обращая внимания на советы матери поменьше бегать, чтобы не чувствовать голода, Рудик не мог долго усидеть на месте. Однажды его пришлось везти в Челябинск в больницу — он обжег себе живот, опрокинув маленький примус с кастрюлей кипящей воды, где варилась на обед картошка. Взволнованный поездкой в большой город, Рудик быстро забыл о боли, особенно увидав, как все суетятся вокруг него. Мать принесла ему цветные карандаши и бумажных коров для раскраски — первый в жизни полученный им подарок, — а врачи и сестры заботливо хлопотали над ним. «Ощущение, что доктора и сестры заботятся обо мне так, словно я один во всем госпитале, было моим первым сильным детским наслаждением».
Рудик был любимцем матери, и тайная привязанность между сыном и матерью сохранилась на всю жизнь. Фарида относилась к Рудику гораздо терпеливей, быстрей прощала его и, в отличие от дочерей, никогда не шлепала. Похоже, лишь он мог заставить ее проявить всю доступную ей нежность и юмор. Позже Рудольф любовно припоминал каждое слово сказки, которую она ночь за ночью рассказывала ему, чтобы он забыл о голоде, сказки, которую он «обожал» и которая «до сих пор вызывает у меня улыбку»>21.
Четырехлетний Рудик мог часами сидеть, не отвлекаясь, и слушать радио — все, что передавали. Музыка стала его первой страстью, неизбежно приведя ко второй, но именно музыка всегда утешала его в моменты одиночества. На протяжении всей своей жизни Нуреев старался постоянно иметь под рукой пластинки, записи, музыкальные инструменты, которые начал коллекционировать сразу, как только смог себе это позволить. «Я с самого раннего детства считал музыку другом, религией, путем к счастью». То же самое можно сказать и о его сестре Лиле. Несмотря на глухоту, она любила петь, а иногда реагировала на какие-то далекие звуки радио. Родные то и дело видели, как она прислушивается, из чего Фарида заключила, что Лиля могла стать певицей. У нее были «хорошие голосовые связки», и она, кажется, питала склонность к музыке, хотя не могла слышать ни одной ноты.
