— О, Холден, — заплакала она, опускаясь на нижнюю ступеньку крыльца. У нее ныли ноги, и жгло глаза от слез. — Холден, мне так жаль.
Что она ожидала здесь найти? Поджидающего ее шестнадцатилетнего Холдена? Веснушчатого, высокого и здорового, с улыбкой машущего ей рукой? Глупая девчонка. Они сказали ей, что его там нет, и его нет. Нет. Проделать такой долгий путь, только чтобы ничего не найти.
Она бросила взгляд на заднюю часть дома, представляя себе двери в подвал. В конце дня, когда они должны были возвращаться в темную яму, Калеб Фостер в одной руке держал их цепи и открывал все наружные двери. Старые, добротные двери скрипели и гремели, и только перед тем, как они начинали спускаться по крошащимся цементным ступенькам, он расстёгивал на их лодыжках кандалы. После того, как он запирал Гризельду в ее камере, он уходил — на некоторое время, по меньшей мере, до утра — хлопнув над их головами двумя дверями, и повернув в замке ключ.
И она осмелилась вернуться туда, где испытала так много боли?
И хотя Гризельда не хотела вспоминать самые неприятные моменты ее детства, удивительное противоречие ее жизни состояло в том, что мрачные времена были также и одними из самых лучших и светлых, потому что Холден проживал эти темные моменты вместе с ней. Как искра света во тьме, как надежда в разгар глубокого, страшного отчаяния, он был ее единственной радостью, ее основным источником утешения, силы и смысла. Она изо всех сил старалась не забыть его. Даже когда это причиняло столько боли, что внутри все пылало и пульсировало, а ее горе было столь неодолимым, что ей хотелось умереть, она все равно старалась не забыть тысячу ночей в подвале Калеба Фостера. Она старалась не забыть звук голоса Холдена, цвет его глаз, прикосновение его пальцев к ее лицу, его дыхание на своей коже. Она продолжала жить, только потому, что вполне возможно, он тоже еще жив.
Потянувшись к покосившимся дверям подвала, она с удивлением обнаружила, что цепь и навесной замок исчезли. Осмотревшись, она их нашла. Цепь, как ржавая змея, гнила в высокой траве рядом с погребом, там, где она бросила ее после того, как в то утро спустя три года взломала замок.
Это говорило ей кое о чем, чего не узнала полиция: после побега Холдена не запирали в подвале. Калеб Фостер с Холденом сразу же уехали. Скорее всего, они уехали отсюда даже задолго до того, как Гризельда добралась до Чарльстауна.
Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, и открыла сначала одну прогнившую деревянную дверь, затем другую. Страх сковывал ее движения, однако, мельком взглянув на заходящее солнце, она медленно спустилась по лестнице.
