На наш вопрос, почему на промысле окуня не видно канадцев, лоцман пожимает плечами. «Редфиш» — так по-английски зовется морской окунь — пользуется плохим спросом. «Паршивая рыба. Треска — другое дело!..» Я вспоминаю дядю Якова и не могу удержаться от улыбки. Видно, в каждой стране свои предрассудки.
За разговором незаметно наступает ночь. Лоцман долго ведет нас по узкой горловине среди черных, глухих берегов.
И вдруг за поворотом мы оказываемся в центре города. С трех сторон нас окружают огни — белые, красные, зеленые, мигающие, ползущие, неподвижные, покачивающиеся; слышится шум городских улиц, гудки машин. Контраст столь неожидан, что кажется, будто перед нами одно из видений Александра Грина.
Притихнув, мы глядим во все глаза. И постепенно начинаем различать детали. Зеленые и красные мигающие огни оказываются бакенами и маячками. Ползающие белые — фарами автомашин. Вспыхивающие, крутящиеся — рекламами и вывесками. Самая яркая из них складывается в слова «Bank of Montreal».
Теперь уже город не кажется большим. Просто он виден весь сразу, так как располагается цирком вокруг гладкой, как озеро, уютной акватории.
Слева, в глубине ее, чуть покачиваясь, стоят у причалов и на якорях десятки освещенных рыбацких судов. Но по сравнению с нашим они выглядят шлюпами.
— Сорок португальцев и два испанца, — поясняет лоцман. Ловят треску и палтуса ярусами. В Сент-Джонсе они укрылись от шторма, того самого, во время которого мы взяли впервые большие уловы.
В гавани тесно. Лоцман разворачивает нас чуть ли не на сто восемьдесят градусов и командует реверс. Машина, замерев на мгновение, дает задний ход, и мы медленно подваливаем к пирсу.
Перегнувшись через борт, лоцман что-то кричит. Двое швартовщиков в шляпах и при галстуках подбирают конец и осторожно, чтобы не запачкать костюмов, надевают его на кнехт. Сегодня суббота, рабочий день давно окончен, и швартовщиков, наверное, специально вызвали из города. Не успели мы отдать трап, как они скрываются за пакгаузом, оттуда доносится ворчание мотора, и, светя фарами, из порта вверх по улице уходит машина.
Первыми по трапу поднимаются вынырнувшие из темноты два таможенных чиновника. За ними — крупный мужчина в мягкой шляпе, с лицом добродетельного шерифа из ковбойских фильмов, и благообразный, как пастор, толстяк в очках — «представители иммиграционных властей», а попросту говоря, полиция.
Пока полицейские заполняют у капитана анкеты и оформляют документы на Уколова, является врач.
