— А то, что он был там шишкой, а теперь у нас инспектором… Не обеспечил воспитательной работы…
— Зато на камбузе он всегда обеспечит. Особенно, если кокши молоденькие. Спроси-ка у Шурочки…
— Он и здесь от камбуза не отходит. Видать, история эта впрок ему не пошла…
История, которая поминалась на палубе, случилась за полгода до нашего рейса.
Парткомиссия обнаружила, что некоторые командиры базы, отгородившись от команды, даже не знали всех матросов в лицо. Оказалось, что наш инспектор, занимавший там должность помощника капитана, в похвальной заботе о командирском авторитете мог списать матроса с судна за критическое замечание, даже высказанное в частной беседе. Заметив официантку, разговаривающую с мотористом, мог оскорбить ее грязными подозрениями, полагая, что блюдет тем самым высокий моральный уровень. Ко всякой инициативе снизу относился с недоверием, считая, что проявляет бдительность. А недовольство команды плохим обедом мог принять за потрясение основ — сам-то он обедал отдельно.
Инспектора сняли с должности. Но поскольку он сразу же признал свои ошибки, ему была предоставлена возможность исправить их на нашем судне.
Но легко сказать — исправить… Ведь для этого требуется умение слушать людей, понимать их убеждения и чувства… Инспектор же понял одно — его окладу, и без того урезанному, из которого через несколько лет будет исчислена пенсия, угрожает опасность.
Как и Машенин, инспектор принадлежит к той породе маленьких людей, которые, не имея на то никаких оснований, одержимы стремлением во что бы то ни стало стать на голову выше других. Лишенные способности что-либо любить, кроме своей персоны, они совершенно нечувствительны к радостям и страданиям других людей, и потому собственный прыщик им дороже чужой головы.
Понимая, однако, что с этими жизненными лозунгами — попробуй только произнести их вслух — в нашем обществе далеко не уедешь, они все свое внимание направляют на точное имитирование внешних форм нашего общежития, ловко усваивают самую передовую терминологию и с обезьяньей важностью носят мундиры ревнителей государственных, общественных, народных интересов. В пределах полученных ими инструкций они способны даже на некоторую инициативу, но, как только жизнь сталкивает их с вопросами, не предусмотренными программой, превращаются в неуправляемые системы, тем более опасные, чем выше им удалось пролезть. Все новое чревато неожиданностями. А потому они сопротивляются каждому нашему шагу вперед, но зато с мгновенной готовностью признают ошибки, свои и чужие, действительные и мнимые, когда новое уже одержало победу.
