Подцепив строп гаком, прыгаем в разные стороны за промысловые бортики. Строп стягивает горловину в жгут. Натянувшаяся струна троса дрожит.
Тугой длинный куток, переваливаясь с боку на бок, упираясь круглыми кухтылями, тысячами ощерившихся плавников, медленно ползет по слипу. И у самой палубы останавливается.
Скорей! От рывка на волне стальная нитка стропа может перерезать горловину трала.
Сидя на корточках, Бичурин с Доброхваловым подводят под трал еще один строп. Я бегу к ним со вторым вытяжным концом.
Еще усилие — и распираемая изнутри восьмитонная кровавая колбаса перекатывается по рабочей площадке. Когда всем своим весом она наваливается то на один, то на другой промысловый бортик, зрители невольно подаются назад.
Серов и Проз становятся за грузовые лебедки, опускают гак над центром палубы. Доброхвалов, улучив момент, вскакивает на куток и, оседлав его, пытается поймать со свистом раскачивающийся гак; тут нужно искусство не меньше, чем для того, чтобы на полном скаку сорвать с места баранью тушу.
Но вот гак зацеплен, лебедчики чуть приподымают хвост кровавой колбасы над палубой.
Доброхвалов уже внизу — ломиком расстегивает гайтан и отскакивает в сторону.
Освобожденная рыба, разом застучав хвостами, трепеща расплескивается по палубе. Но основная масса ее по-прежнему в кутке.
Пока Доброхвалов с лебедчиками заводят гак поближе к горловине трала, чтобы снова приподнять куток, мы со скребками в руках выстраиваемся у люка.
Удар, корма задирается вверх, и мы спешим загнать рыбу в люк. Нос медленно поднимается над кормой, и, упершись скребками в палубу, мы не даем рыбе вылиться по слипу в океан. Сзади накатывается волна, спереди — рыба.
С каждым разом окуня у люка становится меньше.
В погоне за рыбой я все дальше отхожу от слипа, пока не оказываюсь между кутком и промысловым бортиком… Дальнейшее происходит в одну секунду.
Перекрывая шум волн, Серов истошным голосом выкрикивает мою фамилию. Я поднимаю глаза… На меня стремительно валится огромная, выше человеческого роста, красная туша. Когда до нее остается меньше метра, оттолкнувшись скребком, как шестом, я делаю отчаянный прыжок назад, через бортик, и не успеваю еще коснуться палубы, как многотонная масса рыбы дважды переламывает у меня в руках, словно спичку, толстое бревно скребка, раз — о настил и еще раз — о бортик.
Сидя под фальшбортом, недоуменно верчу в руках расщепленный кусок древка.
Ко мне подскакивает Доброхвалов. Глаза у него круглые, бешеные.
