Да здравствуют медведи! | страница 4
— Сто-оой!
Второй помощник тралмастера Иван Жито удивленно оглядывается.
Алик быстро поднимает груз, но теперь я опаздываю, и он проплывает высоко над палубой, почти у самых стрел.
Иван переводит взгляд с гака на меня. И становится а позу.
Командует он иначе, чем Игорь. Резким, как апперкот, взмахом показывает — «Вира!», потом крутит кулаками, словно скачет через веревочку, — «Давай! Давай!». А чтобы остановить лебедки, скрещивает руки на груди. При заминках он недоуменно оборачивается к замешкавшемуся лебедчику и повторяет команду.
Понемногу мы приноравливаемся. До элегантной плавности Серова с Бичуриным нам, конечно, еще далеко, — линия, которую описывает груз, выходит рваная, когда его нужно «передать» с одной лебедки на другую, наступают паузы. Но без команды мы не скоро добились бы и этого.
Когда на палубу является Игорь, дело снова разлаживается. Чем больше он кричит и возмущается, тем равнодушнее и медлительнее становится Алик.
Мы часто торопимся составить о человеке окончательное мнение — будто нет в нем залежей запасных сил, будто это машина со сложной, но заранее заданной программой — стоит нажать кнопку — и получишь нужный ответ, надо, мол, только найти верную кнопку..
Летом 1944 года пришлось мне допрашивать двадцатилетнего солдата 18-й горноегерской дивизии. Захвативший его разведчик вологодец Аниканов, человек медвежьей ловкости и силы, брезгливо доложил: «Отстреливался, гад, до последнего патрона. А потом задрал лапы». Видно, Аниканову стоило больших усилий не прикончить немца на месте — он казался ему трусливым, но опасным врагом.
Аниканов не знал немецкого устава, который разрешал солдату сдаться, только если у него кончились патроны. Это был всего лишь образцовый спусковой крючок.
Механический подход к людям и раньше приносил его приверженцам много неожиданностей. Но в наше время он угрожает уже самому существованию человека. Автоматика предвещает конец массе исполнителей, а ядерная энергия вручает одному человеку такие мощности, при которых от его способностей — интеллектуальных и нравственных — порой зависит судьба целых народов. Кнопочное управление машинами приходит в непримиримое противоречие с кнопочным управлением людьми.
Каждое поколение, вступая в жизнь, испытывало свои способности к самостоятельному мышлению и чувствованию в борьбе с механическим исполнительством. Это испытание всегда было не легким, подчас драматическим. Но никогда еще от того, как научатся думать и чувствовать двадцатилетние, не зависело так много.