— Мурманчане вообще народ дошлый, — соглашается Ильин. — Раз получили мы от них картины. Стали смотреть — что такое? Самые интересные места — песни, драки, поцелуи, убийства — вырезаны… Наши тоже не стали теряться, и к концу рейса был у нас свой фильм. Шел он всего час, но я больше ничего похожего не видел. Там были собраны лучшие кадры из дюжины картин… А насчет животных я так скажу — с ними веселее. Почти на всех логгерах, особенно колхозных, возят собак… У нашего капитана была овчарка; станут тянуть конец, она вцепится зубами и тоже тянет… И подъем играла. Утром капитан выпустит ее в рубку, она — к микрофону и лает… У иного старпома голос похуже.
Когда Ильин становится за руль, капитан просит меня зайти к нему. При хорошей видимости в океане впередсмотрящий не нужен, и теперь на каждой вахте мы читаем канадскую промысловую карту, которую передал нам датский лоцман. Эту карту еще из Риги капитан по радио заказал в Копенгагене.
На карте — побережье Канады, остров Ньюфаундленд, прилегающие к ним морские районы. Большая Ньюфаундлендская банка, расположенная миль за двести пятьдесят — триста от канадских берегов, — крупнейшее в мире нерестилище морского окуня. Канадцы и ньюфаундлендцы издавна ловили здесь огромными переметами-ярусами, сетями и тралами треску и палтуса. В 1927 году появились норвежские тральцы, а за ними французы. Но трал тогда был несовершенен, лебедки и машины маломощны.
Советские тральщики пришли на Большую Ньюфаундлендскую банку в конце пятидесятых годов. Первые траления дали удивительные результаты — 8—12 тонн морского окуня за три часа. С тех пор наши траулеры — калининградцы, мурманчане, клайпедцы — работают здесь чуть ли не круглый год.
Объяснительный текст к карте сообщает об особенностях грунтов в разных районах банки, о зависимости уловов от времени суток и года, от температуры воды. Но о морском окуне — ни слова.
К ночи качка усиливается. Приходится сажать стулья на цепь.
Океанский вал медленно задирает нос корабля в небо. Мгновение равновесия на верхней точке, стремительный полет вниз, удар, от которого судно содрогается всем корпусом, и следующий вал встает над рубкой белой стеной пены, ослепляет иллюминаторы, прокатывается по палубе и оседает цветным туманом — зеленым справа и красным слева от бортовых огней. Не успеет утихнуть дрожь, как нос снова вздымается в небо.
Картушка то замрет, то завалится вбок, то начнет крутиться волчком.
Упершись левой рукой и ногами в стойку руля, что есть силы прижавшись спиной к полукруглым медным поручням, глядишь в неверное желтое лицо компаса, и мир, как на качелях, со свистом проносится вверх и вниз…
