Море гладкое, серое, непроснувшееся. Судно словно стоит на месте.
Капитан то и дело прикладывается лбом к резиновой муфте, заслоняющей радар от дневного света. Кружащийся по зеленоватому экрану луч наталкивается на черные точки невидимых в тумане судов.
Постепенно дымка рассеивается, абстрактные точки на экране радара превращаются в реальные корабли на море. Их около десятка. И сразу становится ощутимой скорость.
Слева, как мираж из тумана, выплывают ровные ряды черепичных крыш. Сырые, они блестят на солнце. К небу поднимаются пар, дымки из труб. Наверное, сейчас там садятся за стол, собираются на работу.
Вся команда на палубе. Вчера выдали обмундирование, и матросы в новых серых свитерах, красных вязаных шапочках с помпонами. Командиры в кителях, белых рубашках и черных галстуках.
Берег темной полоской обозначился и с правого борта, море превращается в широкую судоходную реку.
Слева Дания, справа Швеция.
Не оттого ли всегда так манит чужой, незнакомый берег, что, узнавая других, лучше понимаешь себя, только на чужбине до конца ощущаешь, что значит родина?
Прямо из воды растет навстречу башня маяка. Когда мы приближаемся к ней, видно, что маяк стоит на круглой кирпичной тумбе. От ее отвесной стены отваливает катер. Мы замедляем ход.
Поравнявшись с нами, катер разворачивается, догоняет судно. Под взглядами сотен глаз лоцман взбирается на борт, здоровается со старпомом.
И тут раздается щелчок фотоаппарата. Миша Зеленин, торопясь запечатлеть момент для стенгазеты, явно преступил границы вежливости.
— Вы кто, матрос или корреспондент? — оборачивается старпом. — Боцман, дайте ему в руки швабру!
Лоцман, маленький, круглый, респектабельный, быстро проходит в рубку, здоровается с капитаном и принимает на себя команду.
Это почему-то обидно, но через пролив поведет нас он. Капитан при нем вроде переводчика.
— Файф!.. Курс пять!.. Есть пять!
— Илевен!.. Курс одиннадцать!.. Есть одиннадцать!
Из Дании в Швецию, пересекая наш курс, идет пассажирский пароход, чуть побольше речных трамваев на Москве-реке.
— Льево помалю!
Ого! Еще лет пять назад лоцманы в Зунде прекрасно обходились английским и немецким. Теперь же русских судов проходит здесь больше, чем каких-либо иных. В одной Латвии свыше ста двадцати рыбацких траулеров и баз. А в Ленинграде? Калининграде? Клайпеде? Все они за сельдью, окунем и сардинами идут через Зунд. И это, не считая торговых…
— Та-ак дьержат!
— Есть так держать!
Судов становится все больше. Яхты, рыбацкие боты, катера, буксиры, океанские танкеры. «Пассажир» из Швеции проходит так близко, что нам видны люди — рабочие в кепи, женщины в плащах, с чемоданами и бидонами. Должно быть, домашние хозяйки, — из Копенгагена в Швецию ездят за мануфактурой и водкой. Швеция не входит в НАТО, там меньше налоги. А шведки переправляются через Зунд за беконом и яйцами, которые в Дании дешевле, чем где бы то ни было.
