– А ты думаешь, как я, царский кравчий, здесь, на твоей околице, оказался?! – наклонился вперед через слегу Борис Иванович. – В трех месяцах пути от столицы? Думаешь, домой пошел да чутка заблудился?! Просто во всей Москве я единственный оказался, кто Михаила Федоровича слушается! Остальные его токмо сторожат да приказы его именем провозглашают! Причем про большинство своих указов царь даже и не ведает! Вон, воевода ваш гусей на Рождество тоже государевым именем требует. Полагаешь, сие Михаил Федорович такой приказ в Кремле всякий сентябрь отдает? Так же и во всем прочем получается!
– Почему сентябрь? – не поняла Мария.
– Потому, что царский указ еще доставить надобно, а путь неблизкий! – отмахнулся боярин и продолжил: – Михаил Федорович за тебя сражается, как может, а ты его же и проклинаешь!
– Я его не проклинала… – покачала головой девица.
– Да у тебя на лице все написано, Мария Ивановна! – чуть отступил назад царский кравчий. – Ты хоть знаешь, что весенний Земский собор особым своим постановлением приказал ему иную жену себе сыскать, а он прилюдно отказался?! Сказал, иной жены, кроме тебя, не желает! Его уже и мать уговаривала, и иерархи все по очереди, и воеводы, и дьяки, и вся Дума боярская, ан он все едино на своем стоит! Любит он тебя превыше трона своего и своей жизни и лучше в одиночестве умрет, нежели от тебя отречется!
– Правда? – неуверенно и совсем тихо спросила девушка.
– Ты можешь куриц своих заставить цветок с поля на крыльцо принести, Мария Ивановна? – поинтересовался царский кравчий. – Вот и государь наш ровно в том же ныне положении. Когда ищет, кому приказ свой отдать, так все слуги, ровно курицы от пса дворового, разбегаются: ни слышать ничего не хотят, ни понимать! Хотя вроде как и твои они, тебе принадлежат и во всем преданные. Вот токмо повиновение у них возникает, лишь когда требуху клевать надобно! А в прочее время не слышат ничего и не знают. Гонца с письмом к тебе послать, так и то цельную зиму верного человека искать пришлось!
– Я никакого письма не получала! – встревожилась Мария.
Борис Иванович в ответ сунул руку за пазуху, достал свиток и показал ссыльной девице.
Та бросила миску, пробежала через двор к ограде, схватила грамоту, порвала нить и развернула свиток. Стала читать, торопливо поворачивая из стороны в сторону всей головой. И щеки ее прямо на глазах начали розоветь, глаза открываться шире, губы растягиваться в улыбке.
– Неужели это правда?! – резко опустив свиток, выдохнула она.
