Что же касается Егора, то он не ведал хитрости вожака. Он лишь неотступно следовал за животными, старался не терять их из виду.
Егор жадно пьет холодную колодезную воду и никак не может напиться. Чабан Кожемурат смотрит на Егора как на пришельца с другой планеты.
- Опырмай!* Зачем один в пустыню ходишь? - ласково спрашивает он.
- Хотел побывать на Каменных буграх, - Егор перевел дух и снова приложился к ковшику с водой.
- Опырмай! Каменные бугры, сынок, далеко. Это ведь настоящие горы. Их иногда видно, иногда совсем не видно. Даже такой хороший джигит, как твой папа Харитон, на хорошем коне туда только за неделю доскачет... Опырмай! Почему дома ничего не сказал, когда уходил? Твой папа Харитон тебя искал, ко мне приезжал, спрашивал. Он тебя в камышах ищет, а ты вот в пустыню забрался. Дальше Старой зимовки забрался. А там волк живет в скирде. - С этими словами Кожемурат вышел из юрты, чтобы оседлать двух ишаков: одного для себя, а другого для Егора. Мальчику ведь надо поскорее вернуться на хутор, а то родители совсем извелись.
Ишаков своих Кожемурат обнаружил в трех километрах от зимовки, за грядой песчаной. Тут же он увидел и мальчишку - тот стоял на коленях и зачем-то ковырял ножом песок.
ГУСИНЫЕ ПЕРЬЯ
Обмакнув перо в стакан с жидкостью, похожей на красные чернила, Егор продолжил:
На сто километров камыш раскинулся раздольно,
То здесь, то там как затрещит - бежит кабан привольно,
Вдруг элик глухо закричал на островке-малютке...
Егор удивился. Ловко получается! Никогда ничего подобного не писал. Заметки в газету сочинял, а стихи - нет.
Егор посмотрел из окна. Но там мало интересного - песок, камыш, вода. Дикие кабаны и элики* в зарослях шастают, на глаза они возле хутора не показываются... Тут Егор вспомнил черногорбых сазанов в ямах Карагил-узека, вздохнул. Сиди как привязанный. Работы по дому вроде бы и немного, а никуда не уйдешь.
В Гуляевке, где он теперь учился в школе, ему и в голову не приходило, что засядет за книгу. Думал только об одном - о рыбалке. Ученье на ум не шло, вычислял, сколько до каникул осталось. И вот он на Карагильском урочище (родители насовсем сюда переехали с Кукуя три года назад), а ему скучнее, чем на уроках пения.
Карагил-узек рядом, рукой подать, за камышами, потемневшими от зноя. Но рыбалка пока что не выходит. Неделя ушла только на то, чтобы удочки наладить. Искал подходящие удилища в тальнике - не слишком толстые, гибкие, но чтобы и не ломались. Сучил из суровой нитки леску, натирал ее как следует варом, плющил свинец для грузил. Три удочки снарядил: одну себе, другую - Любке, а третью - про запас, на всякий случай. А потом Любку Крапивину поджидал. Обещал без нее не начинать рыбалку. Любка тоже учится в Гуляевке. Только она живет у тети на Кумбеле, на том краю, где песок огороды засыпает, а он - у бабушки, совсем на другом краю, в Гребенчуках.
