Домик на Волге | страница 14
- Мы были очень дружны с Иваном,- сказан он ей раз после обеда, удивляюсь, как это он мне о вас никогда не говорил?
- Чего ж ему было обо мне говорить? - сказала она, не поднимая головы от вышивания. - Он знал, что из меня ничего не выйдет.
- То есть он это думал, - Владимир поправил ее. - Я всегда замечал, что родные хуже всего умеют ценить друг друга.
Катя улыбнулась.
- Вы думаете? - сказала она, поднимая на него смеющиеся глаза. - А я так думаю, что Ваня знал меня отлично. Я у него почти на руках выросла. После отца я ведь совсем маленькой осталась. Конечно, он знал меня, и то, что он обо мне думал, - правда.
- Если вы так говорите, значит, вы сами себя не знаете, - сказал Владимир просто и искренно. - Посудите сами: что вы сделали для меня, чем рисковали для меня, чужого, неизвестного вам человека! А тут вокруг вас томится и страдает народ, который вы знаете и, я уверен, любите. Как же я могу поверить, чтобы вы не хотели ему помочь?
- Да, я часто хожу на деревню и люблю здешний народ. Это правда, сказала она. - И вы не думайте, что мы с мамой только о себе заботимся; мы помогаем, чем можем, - прибавила она потупившись.
- Ах, не говорите мне, ради бога, о филантропии! - воскликнул Владимир. - Разве это помощь? Это лишние крохи от сытого стола.
- Что же следует делать? Раздать все имущество бедным, как Христос велел? - спросила девушка без малейшей иронии.
- Можно и раздать, коли есть охота! - сказал Владимир. - Это не так трудно Да только мало и этого, и не в этом дело.
- А в чем же? - спросила Катя, вскинув на него удивленный взгляд.
Владимир посмотрел на нее, и его серые глаза загорелись.
- В том, чтобы отречься от себя, - сказал он. - Не иметь ни днем, ни ночью другой думы, кроме блага этих ваших меньших братьев. Душу за них положить!
Вот это будет любовь, это будет помощь!
Он заговорил о народе, о его нуждах и страданиях, об его правах и возможном будущем. Говорил он хорошо, одушевленно. Он умел увлекать. Никогда молодая девушка таких речей не слыхала. Брат высказывал ей те же мысли. Но у него это выходило сухо, наставительно: может быть, потому, что она привыкла видеть в нем учителя. Этот свалившийся с облаков таинственный гость открывал ей двери в какой-то новый, неведомый, волшебный мир. Его речи волновали ее, но не удовлетворяли: в них было для нее что-то неполное, недосказанное, и она старалась побороть свое волнение, но не могла. Работа выпала у нее из рук. Краска залила ее лицо. Притаив дыхание, она слушала.