Улыбающиеся люди [=Улыбающееся семейство / Когда семейство улыбается] | страница 2

Тётя Роза сидела во главе стола, прямая, как палка. Если откуда-то из-под высокого потолка спланирует пылинка, проследит ли тётя Роза за её полётом? Повернётся ли её глаз в своей лакированной орбите, ловя пылинку в прицел холодной стеклянистой линзы? А если пыль спланирует прямо на влажную поверхность глазного яблока, шевельнётся ли веко? Дёрнутся ли мышцы, сойдутся ли ресницы?

Нет.

Рука тёти Розы лежала на столе, словно ещё один прибор столового серебра, редкого, острого и старинного. Потускневшего. Её грудь была обильно задрапирована пышной манишкой.

Под столом её деревянно-неподвижные ноги в туфлях на высоких каблуках скрывались в тюбике платья, и казалось, что выше подола конечности не продолжаются, что вся она — безгласная восковая болванка. И что ждать от неё ответа, или проявления чувств, или движения почти так же бессмысленно, как от магазинного манекена.

Такой была тётя Роза, которая смотрела прямо на Греппи-на. Он хихикнул и восторженно хлопнул в ладоши: на её верхней губе появились первые, пока ещё едва заметные усики пыли.

— Добрый вечер, тётя Роза, — поклонился Греппин. — Добрый вечер, дядя Димити, — церемонно добавил он и тут же предостерегающе поднял руку: — Ни слова! Не надо ничего говорить, — И снова раскланялся: — Доброго вам вечера, кузина Лила, и вам, кузен Сэм.

Лила сидела по левую руку Греппина, её локоны блестели, словно бронзовая стружка. Место Сэма было напротив сестры, и его волосы торчали во все стороны.

Кузен и кузина были молоды, ему исполнилось четырнадцать, ей — шестнадцать. Дядя Димити, их «отец» («отец», что за гадкое слово!), восседал рядом с Лилой. Это не самое почётное место было отведено ему уже очень давно, когда тётя Роза заявила, что ему может надуть сквозняком шею, если он будет сидеть во главе стола. Ох уж эта тётя Роза!

Мистер Греппин отодвинул стул, уместил на нём свой маленький, туго обтянутый брюками зад и поставил локти на скатерть.

— Я должен вам кое-что сказать, — начал он. — Это очень важно. Проходит неделя за неделей, и больше так продолжаться не может. Я влюблён. Ах да, я же вам уже говорил. И довольно давно. В тот день, когда я заставил вас всех улыбнуться, помните?

Никто из сидящих за столом не моргнул и глазом, не шевельнул и пальцем. Греппин погрузился в воспоминания. День, когда он заставил их улыбнуться. Было это две недели тому назад. Он вернулся домой, вошёл в столовую, оглядел всех и провозгласил:

— Я женюсь!