— Медсестра сказала — ожоги, — Нелипа был безжалостен, — ожоги каких-то там пищеварительных путей…
— И что? У всех ожоги?
— Не у всех — осталось пять человек.
Кудашов был в нокдауне. Секундант, будь такой рядом, просто обязан был бы выбросить на ринг белое полотенце. Пока всё обошлось платочком, которым капитан вытер лоб…
— Вам нехорошо? — догадался Нелипа.
— Мне? Да, знаешь, чего-то, как-то… знобит, — ухватился за соломинку Кудашов. — Шматко здесь?
— Так точно!
— Передай ему, что я заболел, со вчерашнего вечера температура, — врал Кудашов вдохновенно.
Нелипа включил дурака:
— Так вы в санчасть?
— В санчасть? Нет, зачем? Домой — температура у меня высокая, и кости ломит… Грипп, наверное, не могу же я с гриппом… Так что передай Шматко, что он за ротного остаётся…
На самом деле офицеры могут переживать за солдат. Зубов и Шматко, только что вышедшие из санчасти, переживали.
— Я и сам чеснок ел, — признался Шматко, — но чтобы вот так вот, всухомятку — вот Бог ротного послал…
— Не Бог, — исправил Зубов, — штаб округа послал… И не послал, а прислал…
— Лучше бы послал… главное — потравил всех, а сам в кусты…
— Да ладно тебе, — Зубов предпочитал верить в лучшие человеческие качества даже в безнадёжных случаях, — может, он, в самом деле, заболел?
— Ага — привитый и заболел…
— Хватит про Кудашова, — майор достаточно хорошо знал Шматко, чтобы понимать: о Кудашове лейтенант может говорить бесконечно, — сейчас о другом думать надо. Сколько у тебя в роте бойцов осталось?
— Четверо — Соколов, Фахрутдинов, Гунько, Щур…
— Щур? Значит, трое. Это не рота. Даже не взвод…
— Вот если бы я был ротным, — Шматко знал, в какие моменты куётся карьерная лестница.
— Будешь, Николаич, будешь ещё ротным… Правда, скорее всего, в другой части…
— Почему это в другой? — в другую часть Шматко не хотел. — Подожди, Николаич… Ты что, думаешь, из-за каких-то стрельб нас…
— Это не какие-то стрельбы, это очень даже конкретные стрельбы…
— Вспомнил! Вакутагин ещё на кухне есть, он же отлично стреляет…
— Так и что? Один Вакутагин отстреляет за всю роту? — Майор уже прикидывал, куда переведут его… скорее всего, ротным.
— Почему один? С ним же как раз четверо получается, — не сдавался Шматко.
— Как раз для чего? — не понял Зубов.
— Ну… Огневых рубежей тоже четыре, — намекнул Шматко, — а плюс грипп…
Полигон — это серьёзно. Фактически в мирное время — это самая серьёзная штука, какая только бывает в армии. Когда на ней появляются проверяющие, всё становится вообще сурово. Зубов с проверяющими — подполковником и майором — уже несколько заждались, когда к огневому рубежу подъехал «Урал». Из кабины бодро выскочил Шматко и, вытащив планшет, заорал:
