Чем больше людей спят в тот момент, когда ты бодрствуешь, тем обиднее тебе, и тем слаще сон остальных. Сон Лаврова был сладок до неприличия, если учесть, что не спал Гунько.
— Э, солдат, — почти нежно произнёс сержант, одновременно ударив сапогом по кровати.
— А? Что случилось?
Просыпаться во время седьмого сна особенно мучительно.
Восьмой или десятый туда-сюда, но седьмой — дело особое. Судя по реакции Лаврова, этот был именно седьмым.
Повторный удар Гунько по кровати окончательно убедил Лаврова, что он проснулся.
— Землетрясение, рядовой, десять баллов, — чувство юмора изменило Гунько. — Тебе кто разрешил харю плющить? В туалете кто убирать будет?
— Так там Фахрутдинов убирает.
— Как это, Фахрутдинов? — Дикое подозрение на несколько секунд задержалось в голове сержанта: неужели Лавров заставляет дедушку убирать туалет…
— Ну, он сам сказал — иди спать, я уберу…
Если для полного счастья Фахрутдинову было мало два раза отслужить, а нужно было ещё и туалет почистить, то кто такой Гунько, чтобы помешать этому человеку-легенде?
Пол можно мыть по-разному. Фахрутдинов это делал с большой любовью к этой простой процедуре. Гунько даже залюбовался.
Собственно, главной задачей сержанта в его последние полгода службы и было любование на чужую работу… Причём работа эта обязана была делаться «молодыми» руками.
— Старик, ты чего? На пахоту пробило? Молодёжь мне распускаешь.
— Да он и так сегодня как веник, — переводя дыхание, оправдывался Фахрутдинов. — И потом, юридически я тоже дух…
— Юриди-ически, — передразнил сержант. — Давай, завязывай с уборкой, адвокат, мы в его годы не так летали…
— Не, Гуня, для всех я дух, а если ты меня постоянно отмазывать будешь, могут вопросы возникнуть, а мне это не надо, давай, я как все?
В том-то и дело, что в армии все должны как все, а получается, что так происходит только на строевом смотре — десять минут перед приезжим генералом.
— Ну, смотри, старик, как знаешь, — Гунько что-то прикинул и облегчённо вздохнул — выход был найден, — только дневальным я тебя точно больше не поставлю, вот и будешь как все!
— Но почему?
— По кочану! Если ты на третьем году так впахиваешь, то и мне на втором шуршать положено, а мне не хочется — то есть вообще!
Соколову всю армию снился один и тот же сон. Снилось ему, что он уже отслужил, что он давно дома… И каждое утро первое, что он видел, — трещину в потолке казармы. Ему было необходимо сделать вдох и выдох, чтобы понять: он всё ещё в армии now! На этот раз снов он не видел, а трещина в потолке куда-то исчезла. Единственным напоминанием о том, что служба не была кошмаром, была парадка, аккуратно развешанная на вешалке. Голова болела. Как раздевался, Кузя не помнил, зато помнил бесконечный парад стопок самогона, обрушившийся в его желудок накануне…
