— Зоя Ивановна! Зоя Ивановна! Телеграмма! Срочная! Кузя в отпуск… Ой, Кузя… — Варя наконец рассмотрела Соколова. И кто их знает, этих женщин, почему они плачут, когда сбывается то, о чём они мечтают. Вот, стоят, обнявшись, целуются, а слёзы текут не хуже, чем у Зои Ивановны, как сына увидала. А может, это такой закон женской породы?
— Фёдор Кузьмич, Фёдор Кузьми-ич, — негромко позвала мать деда, — пойдёмте, поможете мне, надо коровам сена накидать…
— Какого сена?! Я им утром полную кормушку накидал! — не врубился в ситуацию дед.
— Фёдор Кузьмич, приплыли! Пора на берег, пока морская болезнь не началась…
— Ладно! Ладно! Берём вилы, и на абордаж!.
Хлопнула дверь, и Кузьма с Варей остались одни. Хотя, нет. Они были не одни, а вдвоём, и есть кто-то ещё в доме или нет — не имело ни малейшего значения.
Лейтенант Шматко очень эффектно смотрится снизу вверх. Не то чтобы сверху вниз он смотрелся малозаметно, но, стоя на стремянке, под плафоном, он впечатлял много больше. Фактически, стоящий рядом Гунько терялся рядом с этим мощным визуальным рядом.
— Объясни мне, Гунько, почему командир роты должен, рискуя жизнью, болтаться под потолком?
— Не могу знать, товарищ лейтенант, — сознался Гунько.
Первое, о чём подумал сержант, так это что Шматко намерен украсть лампочку. Второе — видя, что лампочка остаётся на месте, — что лейтенант решил удавиться. Однако, приметив полное отсутствие верёвки, Гунько понял: он не знает, почему командир роты болтается под потолком.
— Это что? — продолжал пугать загадками лейтенант, показывая сержанту свою густо вымазанную в грязи руку.
— Пыль, — выиграл первый тур Гунько.
— Пыль, — подтвердил Шматко и сразу перешёл к следующему вопросу: — а скажи мне, зачем человечество придумало лампочку?
— Чтобы светло было, — без обдумывания ответил Гунько.
— Чтобы светло было, — снова согласился лейтенант. — А у нас в роте лампочки используются, чтобы на них пыль складывать, так, что ли? Короче, — в руках Шматко, видно, только что вытащенный из-за уха сержанта, очутился белоснежный платок, — это мой платок — белый как снег! Не дай Бог после твоего дежурства я найду, обо что его испачкать… Крутись как хочешь, можешь сам тряпку взять. И учти, Гунько, я очень не люблю, когда у меня грязный носовой платок, усёк?
— Так точно!
— Действуй!
— Товарищ лейтенант, — взмолился Гунько, — стремянку оставьте…
Стремянка осталась. Шматко ушёл. Всё бы хорошо, да вот Шматко рано или поздно вернётся.
