— Почему бардак, товарищ лейтенант?
— Это я у тебя спрашиваю, почему бардак?!.
— Где? — с надеждой переспросил Гунько, обшаривая взглядом помещение.
— Где, где… В рифму сказать? Куда ни глянь — везде бардак! За порядок в роде в первую очередь отвечает кто?
— Дежурный по роте! — Гунько перестал искать мираж бардака и принялся усердно изображать знатока и любителя устава.
— За порядок в роте в первую очередь отвечает командир роты! А я не хочу отвечать, в смысле, не хочу, чтобы вопросы задавали… Значит, так — с сегодняшнего дня в казарме всё должно блестеть…
— Товарищ лейтенант, у нас всегда всё блестит, — обиделся Гунько.
— А теперь всё должно сиять. Порядок будем поднимать на новый — недосягаемый — уровень.
Перспектива недосягаемости явно не радовала Гунько. От обеда до забора — это хоть как-то можно понять, но с утра и до недосягаемости? Так можно и до дембеля не дожить.
— Это что там, на полу? — не унимался Шматко.
— Пятно, от краски…
— И что оно там делает? — заинтересовался лейтенант.
— Просто находится, — честно ответил Гунько, — оно не смывается.
Ему уже лет десять…
Арифметика всегда была слабым местом Шматко и вызывала у него приступы раздражения и упорства.
— А тебе сколько лет, сержант?
— Двадцать…
Умудрившись разделить двадцать на десять, Шматко получил результат, который моментально объяснил ему, что нужно делать с пятном.
— Получается, Гунько, ты в два раза старше этого пятна. И опыта у тебя в два раза больше — и ты не можешь с ним справиться? Не верю, Гунько, не верю…
Гунько не решился вступить в открытую схватку с врагом — опыт опытом, но откуда у духов возьмётся опыт, если их не учить…
— Лавров! Тащи лезвие! — решение вопроса порадовало лейтенанта. Он был почти удовлетворён. Даже если больше ничего в этой жизни он не достигнет, одну вещь он всё же сделал — на одно пятно от краски в мире станет меньше…
— Во-от. Начал мыслить. Через час проверю — чтоб я не беспокоился из-за каких-то там пятен!
Не торопясь. Каждый шаг не торопясь. Слева лес, справа поле.
Впереди — мостик через замёрзшую речушку. Соколов остановился. Ему оставалось пройти не больше километра, чтобы добраться до родного дома. Но торопиться не хотелось. Он уже был дома — здесь и сейчас.
Сзади послышался шум приближающегося трактора. Деревня — не город, здесь транспорт останавливается сам. Наверное, кто-то другой и воспользовался бы шансом, чтобы, устроившись в кабине трактора, добраться домой без комфорта, но в тепле. Только не Соколов. Трактор уже скрылся за мостом, а солдатик, с кайфом вслушиваясь в скрип снега под ногами, не торопясь поднимался на холм. Ещё несколько шагов, и перед ним открылась родная деревня. Срезая дорогу, он пошёл вниз с холма и остановился только у самого въезда, у дорожного знака с полустёртым названием «Максаковка».
