— Я не понимаю? — Зубов вскочил со стула и, вращая глазами, как безумный, заорал: — Это ты ни хрена не понимаешь, товарищ лейтенант!
Начитался, б…, учебников! «Армия, реформа»… Это у тебя в училище надо реформу проводить, а лучше в голове у тебя! Армия, она совсем не такая, как в твоих книжках написано!
Эта длинная тирада вымотала ротного, он снова опустился на стул и успокоился. Смальков сидел ни жив ни мёртв.
— Книжки — это… книжки, лейтенант! — вздохнул Зубов. — А здесь реальная воинская часть. Здесь служить надо, а не теориями заниматься.
Теориями и без нас есть кому заняться… Ты трёх дней ещё не прослужил, а у тебя в активе уже… — Зубов стал загибать пальцы. — Писсуар расхерачил, раз, кровати без приказа двигал, два… Такими темпами, лейтенант, ты нас в конце концов точно вгонишь в какую- нибудь жопу. Бросай эти фортеля, Смальков, проще будь, и люди к тебе потянутся. Вот так!
— Разрешите идти? — понуро спросил лейтенант.
— Давай, служи.
Не зря, ох не зря древняя армейская мудрость гласит:
«Инициатива трахает инициатора…» Не знаю, кто был тот философ, который сформулировал эту истину, но, как видно, человек был неглупый и по званию наверняка не ниже прапорщика, ежели было у него время этой философией заниматься.
За столом «черпаков» в столовой Ходоков начал канючить. Обида за разбитый нос не давала ему покоя, и он, конечно, считал, что наказание, которым отделался Папазогло, не искупает и соток доли вины наглого «духа».
— …Нам бы деды такое хрен простили! В упоре бы умирали до утра! А мы ему даже в фанеру не засветили! — ныл побитый «черпак», шмыгая носом, похожим на перезрелую сливу. — Добрые все стали!
Сегодня один, а завтра и другие начнут! Не знаю, как вы, а я ему ещё устрою! «Душара» вонючая!.
Гунько долго и пристально смотрел на Ходокова, а потом под столом носком своего сапога со всей силы заехал ему в коленку.
Бедолага согнулся от боли.
— Ты чё, блин? — заверещал он. — Чё за дела?
— Слышь, ты, ур-р-род! — прошипел Гунько так, чтобы «духи» сидящие за соседними столами, ничего не слышали. — Заткни свой рот поганый! А то я щас закончу то, что Папазогло начал! Ещё раз увижу тебя возле салаг — мы тебе сами кукушку отобьём! Понял?
— Значит, вот так, да? — корчась от боли, выдавил из себя Ходоков. — Против своих, да? Ну-ну…
Он медленно поднялся из-за стола и поковылял к выходу, бормоча на ходу какие-то угрозы.
— И где эта сука своих нашёл? — ухмыльнулся Гунько и спросил товарищей: — Может, он это о вас, пацаны?
