— Так точно!
— И как вообще пополнение?
— Ну нормально, товарищ полковник, работаем… Стараются ребята, понемногу втягиваются в ритм…
— Ну а лейтенант как?
— Молодой… Инициативный! — ответил Зубов. — Подвижный, как э…
— Как сперматозоид? — подсказал Бородин. — Похоже. Я его видел, носится туда-сюда. Деятель… Но ты ему много воли-то не давай, а то, сам знаешь, такие деятели бывают… хотя этот вроде бы ничего… И Колобков о нём неплохо отзывается…
Бородин затих и осмотрелся вокруг.
— А чего у вас с казармой?
— В смысле, товарищ полковник? — Зубов стал настороженно осматриваться вокруг, но ничего криминального не увидел. — Всё вроде в порядке, как всегда…
— Да? — спросил Бородин с сомнением и прошёлся по центряку. — Ну, такое ощущение у меня, что она больше как-то стала… Не замечаешь, Зубов?
— Ну да… есть такой момент, — согласился ротный и предложил свою версию: — Может, из-за того, что солнечно сегодня… Света много!.
А свет, он, так сказать, способствует…
— Ну-ну… Может быть, и так…
Оборачиваясь по сторонам, Бородин дошёл до туалета и зашёл внутрь. Зубов последовал следом за командиром.
— А я вот чего зашёл, капитан, — начал Бородин, но тут его взгляд упёрся в расписной писсуар, висящий на стене туалета в одном ряду со своими российскими собратьями военного образца. — Не понял… Это что?
— Шматко! — во весь голос закричал Зубов. — Живо сюда!
Прапорщик прибежал очень быстро. Увидел командира, он смутился:
— Здрав жав…
— Шматко, что это? — строго спросил командир, тыча пальцем в новый писсуар.
— Ну… Просто… Фуф-э-э… старый, он же разбился, — зачастил прапорщик. — Пришлось в городе, значится… а там только такие!
— Откуда эта «хохлома»? — нахмурился Бородин.
— Ф-ф-финский, — упавшим голосом ответил Шматко, — с-с-свои доплачивал…
— А ну-ка, старший прапорщик, выйди, — приказал полковник, и прапорщик исчез из поля зрения почти мгновенно.
— Товарищ полковник, — заговорил Зубов, — я вам сейчас всё объясню… Дело в том, что…
— Значит, так, капитан, — грозно оборвал лепечущего Зубова полковник, — чтоб сегодня же вечером это произведение искусства висело в штабе. Понятно?
— Так точно! А?
— А себе из штаба возьмёте!
Зубова вполне устраивал этот компромисс: в туалете, рядом с этим писсуаром, он чувствовал себя как-то неуютно. Может быть, из-за русалок, показывающих языки?
Теперь пусть штабные и парятся над этим вопросом — у них времени на философию больше…
После того как вопрос с писсуаром был решён, Зубов решил разобраться с другим вопросом — почему казарма стала казаться больше?
