Некоторые исследователи (Фудзита Токутаро и Какимото Сусуму) считают, что роман не кончался на пятой части и что существовало продолжение, ныне утерянное. Возражение на это предположение, как нам кажется, довольно убедительно: ни в одном источнике конца эпохи Хэйан нет стихотворений, которые были бы заимствованы из якобы несохранившегося продолжения[9]. Некоторые японские средневековые романы производят впечатление неоконченных. Заключение Повести о Гэндзи заставляет предполагать, что создательница ее, Мурасаки-сикибу, не довела свой замысел до конца. Неожиданно прерывается изложение в Повести о Сагоромо («Сагоромо моногатари»), принадлежащей кисти дамы Сэндзи, хотя здесь мы имеем дело с тщательно рассчитанным приемом. Во Дворце в Мацура Фудзивара Тэйка обрывает повествование под предлогом, что оригинальная рукопись истлела и, таким образом, окончание утеряно. Стремился ли автор Повести о Хамамацу к созданию подобного эффекта или он прекратил работу в силу неизвестных нам причин? Нам остается только гадать.
Основным аргументом в пользу авторства дочери Такасуэ является выраженная в ее дневнике и в Повести о Хамамацу вера в сны и перерождение после смерти. Этот мотив образует наиболее оригинальную черту повести и отличает ее от других романов эпохи Хэйан.
Дочь Такасуэ несколько раз видела вещие сны. В начале Дневника из Сарасина она пишет: «Во сне мне явился красивый монах в желтой рясе и сказал: "Поскорее выучи пятый свиток Лотосовой сутры"»[10]. Кроме того, ей являлся во сне посланец от богини Аматэрасу, который предсказал, что она будет служить в свите императрицы, — значение этого сна девица до времени не поняла[11].
Идея перерождения является одним из краеугольных положений буддизма, и нет ничего удивительного, что она получила отражение в литературе. Собственно говоря, ни Дневник из Сарасина, ни Повесть о Хамамацу не были первыми произведениями, трактующими эту тему. В Повести о дупле («Уцухо моногатари») Будда упоминает о прошлом воплощении Тосикагэ и объявляет, что один из его учителей возродится в облике его внука. Таким образом, для читателей эпохи Хэйан ни в возрождении отца Тюнагона в облике китайского принца, ни в возрождении китайской императрицы в облике дочери ее единоутробной сестры не было ничего необычного. Однако в Дневнике из Сарасина и в Повести о Хамамацу мотив буддийского перерождения имеет особенность. Буддисты знают, что их нынешнее рождение обусловлено прошлыми воплощениями и что они возродятся в том или ином облике после смерти, но они не сохраняют память о прошлом и не знают, что ждет их в будущем. Героине же
