оба варианта осуждались и считались проявлением своеволия; Мура-саки-сикибу считала, что женщина должна быть покорна мужчине и во всем полагаться на него. В Повести о Хамамацу выражена другая точка зрения: женщина способна отстаивать свою независимость, хотя это грозит ей отречением от мира.
В Записках без названия содержится высокая оценка Повести о советнике Хамамацу: «Повесть Сосны в бухте Нанива не столь известна, как Проснувшись ночью и Повесть о Сагоромо, но начиная с использования слов и содержания все в ней удивительно, глубоко по чувству и производит сильное впечатление»[38].
Современные исследователи с этим не согласны. Мацуо Отоси, приведя мнение автора Записок, замечает: «Мы не думаем, что повесть настолько хороша, но по крайней мере тот факт, что по прошествии ста с лишним лет после создания она оценивалась почти как Проснувшись ночью и Сагоромо, означает, что ее ставили в ряд с этими произведениями»[39]. Тем не менее исследователь подытоживает: «С точки зрения композиции, как и с точки зрения стиля, трудно назвать Повесть о Хамамацу произведением первого класса»[40].
Повесть о Хамамацу никогда не пользовалась такой популярностью у читателя, как Повесть о Гэндзи или Сагоромо, но она обладает рядом собственных достоинств. Она отличается от других романов эпохи Хэйан прежде всего тем, что значительная ее часть развертывается вне японской столицы: в Китае, на Цукуси и в горах Ёсино. Японский императорский двор играет в ней несравненно меньшую роль, чем в прочих сочинениях. Такая широта изображения приводит к появлению новых образов. В частности, подробно описывается в романе жизнь затворников в горах. Здесь все, по-видимому, было довольно необычно для столичного читателя. В романе нет развернутых пейзажей, образы природы довольно стереотипны, обычно это цветущие вишни и ветер в кронах сосен. Но описание природы оживляется стихотворениями, которые слагают герои, упоминанием звуков кото, на котором играют герои. В описании жизни отшельников автор создает атмосферу буддийской отрешенности.
Стиль произведения гораздо менее индивидуален, чем стиль романов Мурасаки-сикибу и Сэндзи. Автор вводит в повествование стихотворные цитаты, как делали его предшественницы, но не пытается подражать характерному стилю их сочинений. Он не прибегает к разговорной манере рассказа Мурасаки-сикибу и не создает атмосферу полной очарования таинственности. Он не пытается также насытить изложение цитатами из стихотворений до такой степени, как это сделала Сэндзи в
