со своего телефона.
– Что? Ты хотел сам ей позвонить? – спросил Майк, направляясь в комнату для отдыха. Я пошел за ним следом.
– Может быть, – ответил я, наливая нам обоим кофе. Протянув брату бумажный стаканчик, я прислонился к стойке. – Она – это нечто иное, Майк.
– Нечто хорошее или нечто плохое? Потому что обычно, когда дело касается тебя и женщин, это что-то плохое.
– Эй, – сказал я, хмуро уставившись в чашку с черным кофе, чувствуя тот же привкус горечи, что и от этого напитка, когда думал о том, как повел себя вчера с Милли при расставании. Впервые в своей жизни, я хотел стать кем-то большим. Тем мужчиной, которого Милли смогла бы привести домой, чтобы познакомить с отцом.
– Но это правда, – сказал Майк. – Это длится с тех пор, как умерла мама.
Я поднял взгляд.
– Кто бы говорил. Ты ведешь себя диаметрально противоположно, но это не означает, что лучше.
Майк пожал плечами, не считая нужным обсуждать тот факт, что не ходил на свидания годами.
– Я не могу слить свою жизнь в унитаз.
– Это потому что у тебя есть Луиза.
– Резонно. У меня есть тот, о ком я беспокоюсь – пятилетняя дочь, которая рассчитывает на меня.
– Она будет с тобой или Лесли на этих выходных?
– Со мной, – Майк провел рукой по подбородку. – Лесли снова пьет и опять съехалась с каким-то новым парнем, нарушая все соглашения с судом.
– Мне жаль, мужик.
– Я просто хочу, чтобы моя дочь была в безопасности.
– Пока у Луизы есть ты и дядя Макс, с ней все будет хорошо.
Майк покачал головой, а затем сменил тему разговора.
– Итак, что там произошло с этой женщиной – хозяйкой «жука»?
Я сделал еще один глоток кофе.
– Милли не нужен игрок.
Майк усмехнулся.
– Милли, да? И какая она?
– Чертовски идеальная. И мне придется повысить ставки в этой игре, если я хочу когда-нибудь увидеть ее снова. Она из тех женщин, которые не примут нечто меньшее, чем они заслуживают, понимаешь?
– И как ты это сделаешь?
– Я, мать твою, наконец-то, повзрослею, вот как, – я выкинул пустой стаканчик из под кофе в помойку, и, повернувшись, заметил, что мой брат усмехается, как долбаный дурак. – Чему ты улыбаешься?
– Что такого есть в этой женщине? Волшебная киска? Я никогда не слышал, чтобы ты говорил что-то подобное раньше.
Жажда защитить Милли взорвалась во мне.
– Никогда не смей так говорить о Милли, ясно?
Майк кивнул.
– О, подобное рвение я могу уважать, – и я знал, что так оно и будет. Мы начали свое дело пять лет назад, сделав из этой мастерской нечто, чем могли гордиться, и хотя Майку ужасно не везло с женщинами, я знал, что лучше него не существовало человека на земле.
