А мама для меня, как и для всех, — самое дорогое, что только есть на свете: в таких тяжелейших условиях она донесла меня до жизни!
Я очень любил также свою бабушку, при которой находился все мои детские годы, но, к сожалению, иногда, в силу своей непоседливости, приносил ей немало забот и даже тревог: то по воротам заберусь на крышу дома, то уйду к реке Урану купаться. Однажды, когда мне было три с половиной года, ушел в соседнее село к одному дедушке-мастеру заказывать себе балалайку. Задержался по дороге на мосту, увидев стаи плавающих уток. Смотреть на них было так интересно, что я, видно, про балалайку-то и забыл. Меня подобрал шедший мимо кунак нашей семьи Менгужа из соседнего села Бабышкино. Посадив на плечо, он принес меня домой. Бабушка так обрадовалась, что испекла блины и угостила Менгужу, а заодно и меня. Как потом рассказывала бабушка, Менгужа попросил у нее хлеба и, обернув его блином, стал есть, приговаривая: «Уж очень вкусные блины, одними ими разве наешься!» Мамы в это время дома не было, она с дедушкой и родственниками находилась на «страде» — убирали хлеб. Отец был на фронтах гражданской войны.
Где-то к осени 1919 года «красные» отступали от «белых», от Сорочинска в нашу сторону. Смутно помню (больше из рассказов бабушки), как отец примчался верхом на лошади, взял буханку хлеба, что-то сказал бабушке, поцеловал меня и с другими всадниками поскакал из села на выгон, куда летом коров и овец гоняют на выпас. Бабушка с ухватом в руках стояла у печки, я сидел за столом спиной к окну, когда в дом вошли два бородатых казака и спросили ее: «Где твой сын?» Почти плача, она ответила: «Как ушел на германский фронт, так до сих пор о нем ничего не знаем». Тогда один из них повернулся ко мне и спросил: «А ну-ка скажи, малый, где твой отец?» Я не очень хорошо понял, что сказала бабушка, но кое-что слышал об этом и, не оборачиваясь к окну, махнув туда рукой, ответил: «Он с другими солдатами поскакал в тот переулок, чтобы в Бузулуке от казаков прятаться». От испуга и огорчения бабушка так и села на скамью у печки. Потом она сказала: «Казаки-то оказались хорошие — нас не тронули, только уходя пригрозили: «Передай сыну: сто лет воевать будем, но «красных» победим!» Теперь я понимаю, что это был тяжелый эпизод и от большой беды судьба нас оградила.
По рассказам бабушки, бывали у нас и красноармейцы. Эти, в основном молодые веселые парни, иногда шутили со мной. Один раз одели на меня саблю, и я с гордостью, волоча ее по полу и прохаживаясь вокруг стола, за которым они сидели, громко, под их хохот, заявлял: «Я казак!»
