Я выслушивал их, никогда ничего им не объяснял и в беседы не вступал, а затем, с года, наверное, с 83-го или 84-го решил вести себя иначе. Перестал отвечать на звонки тех, кто представлялся по телефону работниками органов. Эти люди по телефону не стеснялись называть себя сотрудниками КГБ, чего никогда не делали при личной встрече — наверное, боялись, что могут схлопотать по физиономии; никогда не называли и своих настоящих фамилий, а использовали два типа «кликух»: либо применяли птичьи прозвища, рекомендуя себя Соколовыми, скворцовыми, Орловыми, Воробьевыми или чижиковыми, а иногда присваивали себе «кликухи» позвонче: «С вами говорит ответственный сотрудник Комитета госбезопасности Александр Сергеевич Пушкин». Они предлагали мне приехать в то или иное здание КГБ, от чего я неизменно отказывался, добавляя, что они могут меня привезти силой, но в любом случае я ни слова не вымолвлю, так как ничего противоправного или вредящего СССР не делал, не делаю и делать не собираюсь. Я объяснял, что, будучи лишен работы и ученой степени доктора биологических наук, хочу только одного, чтобы мне и моей семье дали возможность выехать за границу, где бы я вернулся к работе по специальности. Если начинались препирательства, то я отвечал, что дальше говорить отказываюсь и предлагал им снова отключить телефон. Удивительно, что на эти фразы я слышал всегда теперь один ответ: «Ну что вы, профессор, этого никто никогда больше делать не будет».
Потом мне эти безрезультатные разговоры надоели, поэтому, услышав очередного Пушкина или Соколова, я просто вешал трубку. Я перестал также пускать таких людей домой. Захлопывал дверь перед носом, и странно — году в 85-м посещения закончились. Иногда перед подъездом целыми днями дежурили какие-то люди, одно время такие бдения длились, наверное, с полгода, после чего-то возникали снова, то прекращались на время. Почти всегда я ощущал за собой топтунов, следовавших за нами на расстоянии во всех местах, куда бы мы ни пошли (несколько раз я замечал их даже в консерватории, куда мы с женой любили ходить на концерты), я никогда не оборачивался назад, но соседи по дому сообщали мне не раз, что стоило выйти из дома, как из группы дежуривших кто-нибудь устремлялся за мной. Но эти безмолвные топтуны не беспокоили.
Массовое окружение происходило только в те дни, когда меня навещали высокопоставленные западные гости — члены парламентов, американские сенаторы, корреспонденты ведущих западных телевизионных агентств. Тогда двор и прилегающие к нашему дворы были забиты и посольскими и гебистскими машинами, но всё было мирно, тихо и даже как-то полюбовно. Конечно, было противно всё это видеть, но не страшно нисколько.
