Анаида Иосифовна однажды мне помогла: она взялась посмотреть мою первую статью, которую я приготовил для печати в начале 2-го курса. Написал я страниц пятнадцать, включил с десяток картинок, сослался на много прочитанных мною статей и… стыдно вспомнить, страшно от всей этой писанины возгордился. Анаида Иосифовна взяла мой опус, прочла первую фразу и проговорила: «Неплохо». Вторая фраза потребовала небольшого исправления. Следующая уже была никуда не годной. Я простоял около Атабековой весь день, пока она мягко, без единого уничижительного слова или даже оттенка неудовольствия переписывала мои фразы одну за другой. Текст превратился из красиво отпечатанного (я про себя и тем гордился, что, не умея печатать, перекатал текст на машинке с относительно небольшим числом опечаток) в испещренный поправками и вычеркиваниями грязновик. Этот день врезался мне в память на всю жизнь. Именно Анаида Иосифовна преподала мне урок строгого и одновременно уважительного отношения к слову, к фразе.
Она же познакомила меня со своим племянником, учившимся годом старше на кафедре защиты растений. Ося Атабеков жил не в общежитии, а в Москве, он хорошо учился и, уже тогда задумываясь над своей будущей карьерой, отличался целенаправленным стремлением завершить скорее обучение в академии, затем быстро защитить кандидатскую диссертацию и заняться наукой. Большинству из нас такие далеко идущие планы даже и в голову не приходили.
На третьем курсе я перешел с кафедры ботаники на кафедру физиологии растений (подозреваю, очень обидев этим милого Владимира Николаевича Исаина[2]). Но меня тянуло уже от ботаники к вопросам более сложным, я стал интересоваться биохимией и физиологий. Лекции по физиологии растений нам блистательно читал Иван Исидорович Гунар. Это был 1956-й год, когда первые проблески уважения к разгромленной в России генетике начали прорываться и на лекциях студентам. Запретный плод сладок — и я стал интересоваться генетикой всё больше и больше. Так и получилось, что в конце года я пристрастился к чтению генетической литературы, которую добывал всеми способами. Наконец, мне повезло познакомиться с выдающимися генетиками Владимиром Владимировичем Сахаровым и Николаем Петровичем Дубининым. [Вечерами я стал ездить через всю Москву в только что открывшуюся лабораторию радиационной генетики, располагавшуюся на безымянной пока улице, шедшей параллельно Ленинскому проспекту (теперь это Профсоюзная улица), и начал эксперименты под руководством Сахарова
