Лариса тыльной стороной ладони осторожно вытиравшая подрисованные глаза, взяла стакан, выпила до дна и, дожевав маленький кусочек яблока, почти прошептала:
- Спасибо.
- Колготы снимай, - сурово распорядился он. Слегка ошарашенная этим требованием, она с удивлением посмотрела на него, потом поняла, для чего ей следует снять колготки, попросила:
- Отвернись.
На правой ее голени вспухла порядочная шишка, с открытой ранкой наверху. Постарался, кретин. Виктор взболтал пузырек и стеклянной пробкой прижег ранку. Видно сильно щипало, потому что Лариса с шипеньем выпускала из себя воздух сквозь сжатые зубы. Он закрыл пузырек и, успокаивая, нежно поцеловал ее голую коленку.
- Дурачок, - ласково сказала Лариса, обняла за шею и прижала его голову к мягкой своей груди. И еще раз повторила для убедительности: Дурачок.
В этот день они занимались любовью с особым удовольствием.
- Вот и все, что сняли, - сказал режиссер Андрей, когда в зале зажегся свет. - Ну, как тебе?
Три часа в душном зале (и куртки не снять от того, что на всякий случай пистолет под мышкой), три часа на экране то, что, когда писалось, виделось совсем другим. Три часа беспрерывных переговоров режиссера с монтажером, три часа скачущих в голове картинок без экрана, от падающей "двойки" до Олега на радиаторе "Нивы" - эти три часа довели Виктора до полного раскардаша чувств и отчаянной раздражительности.
- Говно, по-моему, - громко поделился он своими впечатлениями.
- Ну, зачем же вы так, Виктор Ильич! - укорила беспокоящаяся о душевном равновесии режиссера монтажор. - Это даже не подложено по-настоящему, да еще с запасными дублями...
- Писать надо хорошо, - тут же обратился к приему "сам дурак" режиссер. - Развел розовые просоветские сопли, а я расхлебывай.
- Сопли? - поинтересовался, что режиссер расхлебывает, Виктор.
- Надо же было мне, дураку, браться за это дело! - вопил режиссер.
- Ну и не брался бы. Кто тебя заставлял? - Виктор сегодня не знал пощады.
- Ты, ты! Своими литературными фейерверками! А сдуешь словесную пену на съемке - под ней пшик, пустота!
- Это тебе не чернуху, не голых баб в дерьме снимать! Здесь головой работать надо, думать, чувствовать, искать. - Виктор встал. - Теперь без меня. Все, ухожу.
- Куда?
- Туда, куда зовет меня мой жалкий жребий, - застеснявшись собственного пафоса, шутейно, цитатой из Островского, ответил Виктор. И режиссер опомнился:
- Ну, поорали и будя. Что делать, Витя?
