Я порочная. А она всегда предостерегала меня от этого.
Рука Лаки скользит по моей щеке и нежно обхватывает затылок. Он целует меня глубоко и мощно, так, что моё сердце грохочет в груди. Внутри меня медленно просыпается зверь; он зевает и потягивается, заполняя всё тело. Зверь бросается вперёд в жажде урвать побольше из того, что Лаки может дать. Я не могу чётко определить, что это, но зверь в точности знает, чего он хочет. Мои руки на его груди, в его волосах, исследуя всё его тело в поисках ответа. Это конец света? Ибо что вообще могло бы произойти после такого?
Моё хныкание сменяется стоном, и я тяну руку к его ширинке. Украдкой опускаю взгляд вниз и затем вновь поднимаю голову для поцелуя. Не думаю, что хочу секса; я не хочу трогать его член, но мне необходимо знать, завожу ли я его. Отчаянно хочу убедиться, что не хуже других женщин, которых он имел, такая же умелая, как и они, в способности возбуждать его. Он смотрит на меня с приглушённым чувством вины, не сводит с меня жаркого, похотливого взгляда. Его глаза полны порочного обещания. Его глаза говорят, насколько далеко он хочет зайти со мной.
Лаки направляет мою руку вдоль своей выпуклости в джинсах, я делаю резкий рывок ему на встречу и вновь захватываю его губы в глубоком поцелуе. Мой язык врывается в его рот и всасывает его язык. Ещё один глубокий стон вырывается из меня. Мой внутренний зверь пробудился и полностью завладел мною; я больше не та маленькая девочка, что ждёт его прикосновений на кухне. Даже если я и чувствую себя растерянной, мои инстинкты подсказывают что нужно делать. Я тяну вниз молнию и расстёгиваю пуговицу на его ширинке; просовываю руку внутрь его боксёров и веду ею вниз в поиске жара его члена. Тяжело дышу, почти задыхаюсь, когда беру его в руку, и он стонет в мой рот, целуя меня. Никогда не захочу никого другого. Только Лаки. Только его одного.
— Белен, — на выдохе стонет он, моё имя звучит так порочно в его устах.
Лусиан приподнимается на коленях и оказывается надо мной, медленно опуская моё податливое тело на чёрное покрытие крыши. Она мягкая и рыхлая, всё ещё тёплая после жаркого дневного солнца. Мои ноги невольно раздвигаются в приглашающем жесте. Как только наши тела соединяются, я прижимаюсь промежностью к его паху. Это ощущается так правильно, так замечательно. Как может нечто подобное считаться чем-то превратным?
— Белен, — произносит он снова напротив моих губ, не прекращая поцелуя. Знаю, он хочет сказать мне «нет». Напомнить, что мы кузены. Но я хочу слышать, как он говорит мне только «да»: своим ртом и своим телом. До смерти хочу чувствовать его вожделение, которое разжигаю именно я и никто другой. Я сделаю для этого всё, заставлю его ощущать всё так, как ощущаю я. Хватаю край своей белой футболки и рывком снимаю её через голову. В его глазах читается: «Какого хрена ты творишь?», но затем он замечает белый хлопок моего бюстгальтера, который так призывно приподнимает мою грудь. Я отчётливо вижу внутреннюю борьбу, отражающуюся на его лице.
