Когда подобный сценарий ставят без остановки, сессию за сессией, то в терапевтической ситуации, точно так же, как и в повседневной жизни, «направляют свет» на то, какой обвиняемый «плохой», чтобы показать, что все зло лежит в другом. Это поведение имеет мало общего с химерой, известной в аналитической литературе как «сверка с реальностью». Белоснежка использовала своего мужа, чтобы доказать мне, и в неменьшей степени себе, какая она добродетельная, ценная и достойная личность, которой не за что стыдиться и быть виноватой. Это были главные стороны ее нарциссического образа самой себя. А я должна была подтвердить, что она достигла того недостижимо высокого идеала, которого она должна была достичь, как она считала. Не составит большого труда догадаться, какая невероятно болезненная задача стояла перед нами в нашем аналитическом предприятии. Сможет ли Белоснежка вообще принять, что вопреки реальности фактов, ею приводимых, она сама была соавтором своего сериала? И что партизанская война, характерная для ее домашней сцены, была главным интересом ее жизни? Ее профессиональная деятельность (которая свелась к минимуму, и в которой едва ли использовалась и малая доля ее способностей), ее жизнь матери, жизнь женщины — все было принесено в жертву этой повторяющейся театральной пьесе, которая казалась как по мерке сшитой, этой единственной роли, где она могла найти и сохранять свое чувство идентичности без страха развалиться на части.
Я постепенно стала понимать, что муж Белоснежки, к которому она постоянно была так агрессивна, и который всегда отвечал так, как и ожидалось, был, вопреки видимости, не только существенным, но и полезным объектом в ее жизни. Как это чувствует героиновый наркоман, Белоснежка чувствовала, что предмет ее пристрастия разрушает ее, но она нуждалась в нем и искала с неослабевающей решимостью. По крайней мере, с точки зрения ее нарциссической экономии, ее по-настоящему дерьмовый муж играл роль переходного объекта, того, без которого она почувствовала бы себя пустой, испуганной и никчемной. Как же было нам понять сюжет и персонажей, составляющих добрую часть психического сценария моей пациентки, когда она сама не осознавала, что ставит свою пьесу на переходной сцене внешнего мира? Какими путями могла она прийти к пониманию, что «настоящее дерьмо», которое играет главную роль и считается таким вредным, на самом деле нужный и поистине бесценный объект? Здесь мы сталкиваемся с маленькой Белоснежкой, в том возрасте, когда дети играют в куклы и отводят им важные роли в вынесении вовне своих внутренних страхов, желаний и напряжения. Когда мы видим, как девочка задает своей кукле серьезную трепку, потому что та плохо учится в школе, отказывается есть овощи или дерзит матери, нам не приходит в голову спросить: «Ты что, не любишь свою куколку?». Она любит ее, причем так, словно это часть ее самой, и кукла требуется ей не только для того, чтобы она испытала болезненные переживания, которые пришлось испытать самой девочке, но и чтобы наделить ее всеми нежелательными чертами, которые девочка не хочет признавать за свои собственные из страха лишиться любви родителей. Игра уверяет ее, что она безупречный ребенок, возможно, идеальный, который старается выполнить то, что можно интерпретировать как родительское требование совершенства.
